Цена манильской сигары
Шрифт:
Вспоминаю, что в библиотеке университета Аль-Азхар в Каире я видел старую карту, своего рода план распространения ислама в странах Востока. В свое время на ней должен был обязательно стоять гриф «совершенно секретно», ибо карту сопровождали инструкции. Относительно Юго-Восточной Азии в них, в частности, говорится, что сыны ислама должны прежде всего создать о себе славу хороших торговцев (требование немаловажное, ибо в это же время на филиппинском архипелаге уже много было купцов из Китая; пользуясь географической близостью островов от их родины, они долгое время оставались на новых землях, обзаводились семьями, открывали некое подобие школ).
Одними из первых жителей района нынешней Манилы считаются аэта — малорослые негритосские племена. Немногим (среди них называют Н. Н. Миклухо-Маклая) удалось
— Мы бы и сегодня ушли куда-нибудь, — сказал корреспонденту манильской газеты один из аэта. — Мы погибаем. От голода, болезней, унижений…
Здесь, на землях, которые отданы под базы, даже не регистрируется ни рождение, ни смерть аэта. Но куда уйдешь?
Оригинален, неповторим духовный мир народов Филиппин, которых на архипелаге насчитывается не менее ста. Многие из них живут в глубинных районах, куда с трудом проникали колонизаторы, и потому они в меньшей степени подвергались иностранному влиянию, чем народы прибрежных областей. Некоторые народы сохранили свои верования, обычаи и обряды. Так, у игоротов, живущих в провинции Горный Лусон, сохранился ничего общего не имеющий с христианством свадебный обряд.
К нему готовятся заранее. За несколько лет до свадьбы начинают готовить солонину (на тщательно отобранные и уложенные в глиняные кувшины куски свинины время и жара почти не действуют). Нам посчастливилось наблюдать такую свадьбу. Накануне свадьбы родственники приносят к хижине родителей жениха или невесты только что срубленное молодое деревце. Это символ плодородия и одновременно доброе пожелание молодым иметь много детей. Рано утром все собираются у дерева, молодых сажают на бревно (часть от корня до веток того же дерева) в тень, которую дает «козырек» — сплетенная из ветвей крыша. На невесте длинная домотканая юбка в красную и темно-голубую полоску. Блузка фабричного производства с надписью на английском языке (смысл ее явно никто не понимал) здесь, конечно, была неуместна, ибо надпись, никого не удивившая бы в местностях при американских базах, гласила «доступная всем». Одежда жениха состояла всего-навсего из набедренной повязки, грудь украшала тяжелая медная цепь.
Вот принесены кувшины с солониной, каждый получает по большому куску — это начало торжества. Его главная часть, его душа — легенда, которую должен рассказать специально приглашенный знаток народной мудрости. По существу, это наставление, назидание молодым. Как правило, каждая легенда (кстати, редко повторяющаяся, поэтому ее нельзя назвать проповедью) — это своеобразный свод мудрости, опыта, накопленного веками. Причем сказитель, прежде чем предложить участникам церемонии легенду, знакомится с характером молодых, узнает их слабые и сильные стороны, выясняет их отношение к жизни. Таким образом, каждый рассказ имеет свою довольно четкую направленность. Он предметен и «приземлен», не лишен глубокого философского и нравственного смысла. На этот раз седовласый мудрец выбрал легенду, главная тема которой — любовь к труду и благо, приносимое неторопливыми и продуманными решениями. Поглядывая на молодых мужчин, разжигавших костер (он должен гореть минимум неделю, а если у родителей жениха и невесты много поросят и кур, выделенных на угощение, то три недели), он рассказал о странствиях одного из сыновей бога Лумауига.
Перед тем как выбрать маршрут, чтобы хорошенько познакомиться с жизнью на земле, путешественник посадил четыре зернышка тыквы и сказал себе: пойду в том направлении, которое будет самым трудным. Когда семена дали крепкие стелющиеся побеги, сын Лумауига принялся за дело. Три побега, потянувшиеся к Югу, Востоку и Западу, он вырвал легко. Зато направленный на Север побег так и не поддался. Туда и пошел молодой человек. Отец (а он также и бог!) мог бы в любое время послать ему (только попроси) и рис, и поросенка, в любом месте мгновенно построить домик для отдыха. Но путешественник сам бросал семена в землю и убирал урожай, сам строил себе хижину, помогал крестьянам, делился всем, что имел, с соседями. За все это наградила его своей любовью красавица, которую встретил путник на месте, где, особо подчеркнул рассказчик. сейчас стоит Манила.
Судя по легендам, жители Лусона были добрыми и целомудренными людьми. Их верования утверждали такие благородные принципы, как откровенность, коллективизм, честность. Конечно, по устным сказаниям сейчас трудно судить, кто конкретно внес в ту или иную легенду свою правду — аэта, игорот, китаец или человек, пришедший с берегов Ганга, — каждый имел свою культуру, свое представление о мире.
Эти легенды молодой ученый, сопровождавший меня, назвал «посланиями истории», бережно и трогательно несущими добро. Они не только радовали, очищали и украшали внутренний М1ир людей в прошлом, но и воспитывали жизнестойкость, трудолюбие, отрицали несправедливость. Слушавший нас журналист, в свою очередь, добавил: «Эти легенды дают людям радость, а радость для человека — самая желанная и самая здоровая энергия. Поэтому мы считаем: филиппинцы даже в самых трудных ситуациях стремятся найти утешение не в злобе, не в мести, а в радости».
Позже я убедился, что это своего рота если не официальное кредо, то глубоко утвердившееся отношение многих филиппинцев к жизни, ее проблемам. Не случайно один гонконгский журнал озаглавил статью о сегодняшней филиппинской действительности так: «Проблемы решает праздник». Как это ни покажется удивительным, такая оценка национального характера филиппинцев не вызывает возражений. Напротив. Известная и уважаемая на Филиппинах писательница и историк Кармен Герерро Накпил говорила мне:
— Филиппинец со своим характером легко становится предметом подобных насмешек. Действительно, филиппинцы могут обратить тайфун, потерю урожая риса, поражение на поле боя в повод для игр и развлечений… В этом никто не сравнится с филиппинцем, то есть в плане его непоколебимого оптимизма, его широкой улыбки, с которой он приветствует даже самое мрачное утро.
Этот настрой, по мнению писательницы, свойствен и всей Маниле, делая ее ярким цветком, над которым вечно царит дух карнавала. Но ведь ни один карнавал не обходится без масок. Потому, вероятно, он и безудержно весел — за масками не видно слез.
Еще в Аль-Азхаре я познакомился с первыми отчетами мусульманских путешественников. В одном из них есть слово «Мэйнила». Уже на Филиппинах я у°нал, что «яйла» в переводе означает растение индиго, которое после соответствующей обработки становится красителем, придающим ткани нежный синий цвет. Долгое время этот краситель был желанным, дорогостоящим дефицитом. И, пользуясь все возрастающим спросом, владельцы «нилы» получали немалые прибыли. Жители «Мэйнилы» называли себя «тага-илог», то есть «люди реки», чем они очень гордились.
Манила росла быстро. К XVI веку это был уже город с двухтысячным населением, расположившийся на земле в форме языка, края которого омывали море и река Пасиг. Правили им вожди — выходцы из мусульманского мира. На этом заканчивалось сравнительно спокойное движение истории. Она загремела тяжелыми шагами, когда появились европейцы-завоеватели. Легендарный Магеллан приказал поставить католический крест на острове Себу и назвал весь архипелаг «Островами святого Лазаря», так как именно в день Лазаря его корабли бросили здесь свои якоря. Однако для путешественника день святого обернулся злым роком: если бы Магеллан не остановился, а продолжил поиск обходного пути в Индию и к Молуккским островам вокруг Южной Америки (восточную «дорогу» контролировали португальцы), он, возможно, и сохранил бы себе жизнь. Но не в меру проявляя рвение во имя испанской короны, Магеллан обнажил меч и поплатился за это — погиб в сражении с вождем острова Мактан Лапу-Лапу. Это было в 1521 году.