Цена манильской сигары
Шрифт:
— За всю свою двадцатишестилетнюю практику, — подтвердила Фернандо Хофилена, педиатр, — я впервые встретила такого странного ребенка, который сосал молоко собаки.
Газета поместила пространную статью об этом случае не столько ради сенсации, сколько для того, чтобы привлечь внимание общественности к судьбе детей «бедных кварталов». Роми и Иенита, родители Жоэля (кроме него в семье еще трое детей), гонимые нуждой оставили родные места на острове Лейте и приехали в город Кэсон, входящий в Большую Манилу. Они поселились в одном из районов, где в шалашах и времянках без всяких, даже элементарных удобств проживают сотни таких же горемычных. Роми временно удалось устроиться подручным в булочную, Ненита
— Голодные дети, — говорит Ф. Хофилена, — едят все, что найдут. Думаю, Жоэль не был лишен материнской любви, как это могут заподозрить некоторые.
«Таймс джорнэл», в свою очередь, добавляет: «Когда самый младший лежит с высокой температурой в подвесной люльке-гамаке, когда семья два месяца не может заплатить за жилье, необычное поведение одного ребенка могло и не волновать родителей».
В госпитале Жоэль поправился, повеселел. Однако, после того как мальчик выписался, он вновь начал чахнуть.
И вот тогда-то в том же университете Св. Фомы один из врачей, лечивших Жоэля, воскликнул:
— Неужели бог лишит своей милости эту кроху, этого несчастного! А как же крест, которому мы поклоняемся? В чем же его сила?
Несмотря на очевидные трагедии, многие еще верят в силу креста. Но появились и сомневающиеся.
Есть на Филиппинах точка, которая четыре с лишним столетия назад стала опорной точкой политики, перевернувшей судьбу целого народа. Она находится в Себу, главном городе одноименного острова. Ее обозначает большой черный крест, с которым в 1521 году высадился здесь Магеллан.
Многие островитяне, очарованные сладкими речами, сами пришли под крест, других пригнали силой. Имена обращенных в христианство чиновники автоматически заносили в списки новых подданных короля Испании. После гибели Магеллана в сражении с Лапу-Лапу, вождем острова Мактан, крест врыли в землю. Позднее, чтобы защитить его от солнца, тайфунов, постоянных морских ветров, над ним возвели каменное строение типа ротонды.
…Горят внутри тонкие свечи. Букетики цветов. Двое нищих. Многие верят, что крест увеличивается в размерах. Даже подсчитали, на какие доли сантиметра в год. Конечно, игра воображения. Но факт, что маленькие, уменьшенные в сотни раз «крестики Магеллана» носят сегодня каждые восемь из десяти филиппинцев!
Черный крест в Себу стоит прочно. И не потому, что он глубоко вцементирован в каменный грунт. Своими корнями он зиждется на популярности легендарного мореплавателя, а главное, — на памяти о тех, кто в течение многих лет навязывал новую религию («один монах стоит целого кавалерийского полка» — так при дворе испанского короля определяли роль церкви в утверждении колониальных порядков), и о тех, кто оказывал ей сопротивление. А что же сказать о миллионах современных крестиков?
— То, что они сами по себе не растут, даю голову на отсечение, — говорит Серж Ремонд, ведущий комментатор местной газеты «Фримэн». — Но зато как растут цены на все. Так же как и аппетиты богачей.
Были случаи, когда отчаявшиеся, обездоленные и бесправные после мессы, вместо того чтобы успокоившись и утешившись, идти домой, присоединялись к демонстрациям или к забастовщикам. Вот почему сегодня главная забота церкви, по мнению С. Ремонда, не допустить такой точки кипения в определенных слоях общества. при которой не поможет и крест. Нужно, чтобы он был постоянным громоотводом недовольства.
Еще в первые годы христианизации священники натолкнулись на резкое сопротивление филиппинцев, прибегавших к разным формам протеста против чуждой религии. Даже наиболее покладистые просили сохранить хоть что-то из их традиционных верований. А может быть, согласиться? — рассудили в верхах католической церкви, — или пойти на компромисс? Пусть верят в женщину-птицу, питающуюся кровью злых людей и тем самым помогающую добру. Пусть те, кто мечтает излечиться от бездетности, исполняют свой ритуальный танец, но не перед костром, а прямо в церкви… «Впитывая в себя местные религии, — поучал американский журнал «Ридерс дайджест», — католицизм на Филиппинах только выигрывает, становясь еще более прекрасным, лучше приспособленным к местным условиям, сильным».
В начале сороковых годов в Себу один священник стал чрезвычайно популярным. Благодаря большому, сколоченному из досок ящику со словом «независимость». Ящик следовало открыть в день, когда над городом вместо американского появится свой, филиппинский флаг. Всем, кто в этот момент окажется рядом, было обещано избавление от налогов тяжелой работы, произвола хозяина. На месте домика, где хранился когда-то деревянный ящик, сегодня корпуса пивоваренного завода корпорации «Сан-Мигель». А как сегодня? Занимаются ли священнослужители политикой? Шофер грузовика, с которым мы разговорились по пути на островок Мактан (он сейчас соединен с Себу многокилометровым мостом), где состоялось знаменитое сражение Магеллана с воинами Лапу-Лапу, охотно делился своими мыслями по интересующему меня вопросу. Церковь давно уже не сторонится рабочих кварталов, фабричных и заводских цехов. Более того, сегодня многие священники овладевают рабочими профессиями и идут в массы. Они даже иногда поддерживают забастовки, завоевывая тем самым авторитет, и порой он выше профсоюзных лидеров.
Явление, конечно, необычное. Но его можно объяснить. Для тысяч трудящихся, особенно в сельской местности и в городских трущобах, священник бывает единственным человеком, которому исповедуются, изливают душу и у которого даже берут взаймы деньги, чтобы купить немного риса.
— У бедняка нет ни мэра, ни своего представителя в парламенте, — сказал мне как-то сотрудник католической радиостанции. — Нужно быть абсолютно бездушным, черствым человеком, чтобы не реагировать на страдания людей, на ужасающие условия, в которых пребывают батраки «сахарных баронов» (так называют владельцев сахарных плантаций), обитатели трудовых кварталов, таких, как манильский Тондо, называемый «запасным карманом» рабочей силы для владельцев промышленных предприятий.
Таким образом, волей-неволей священнослужители, особенно на местах, втягиваются в политическую жизнь. Некоторые из них действительно присоединяются к стачечникам, резко критикуют правительственные органы, разоблачают поведение чиновников, офицеров. Конечно, не с целью уничтожить существующую систему, а чтобы укрепить ее путем усовершенствования, осуществления реформ и перемен, предупреждающих прежде всего социальные взрывы.
— Если правительство не примет меры, — заявил однажды руководитель папского института миссионеров Эджидио Биффи, — Филиппины окажутся под властью коммунистов.
Поэтому церковь, желая опередить развитие событий, пытается взять инициативу в свои руки. Нередко она сводится к перехвату лозунгов левых сил (конечно, не так примитивно, как это делал владелец ящика «независимость»). Но где тот барьер, перед которым священнослужитель должен остановиться, чтобы, с одной стороны, успеть помочь правящим классам «выпустить пары недовольства», а с другой — не совершить тяжкий грех, то есть не стать союзником левых сил. Вот сегодня главная забота «генералитета» филиппинской церкви. Он поэтому считает; следует «вовремя уводить священников с улицы на алтарь», у мирских властей, мол, есть достаточно много эффективных средств для разгона демонстраций, запрещения стачек, подавления волнений… Как на практике происходит такое «разделение труда», я увидел в Себу.