Цена ошибки
Шрифт:
Оба пилота, и американский, и советский, как ни странно, выжили. Им несказанно повезло, британский фрегат «скарборо», обшаривающий всю ночь этот участок в поисках моряков с потопленного в начале ночи авианосца «Гермес», сначала наткнулся на оранжевый парашютный купол американца. Британские моряки едва успели поднять на палубу раненого пилота «скайрэя», снова потерявшего сознание от боли в раненой ноге, как сигнальщики фрегата, с удвоенным рвением обозревающие горизонт, обнаружили еще один купол парашюта, на этот раз белый. Второй пилот советского бомбардировщика Ту-16 попал в плен, даже не успев как следует померзнуть в ледяной октябрьской воде Северной Атлантики.
На борту поврежденного Ту-16 происходили оживленные переговоры. Командир самолета изощренно материл себя любимого, «зевнувшего» американца.
– Я ж, япона мать, каждую заклепку на нем увидел. Даже морду его довольную рассмотрел. Какого хрена не стрелял? Ведь довернуть чуть-чуть, и все, он покойник! Если бы наш КОУ был такой тормоз, как я, мы уже все купались бы внизу, в ледяной водичке! – самокритично сокрушался командир Ту-16. Внезапно второй пилот спросил у него:
– Командир, а ты этот «скайрэй» хорошо рассмотрел? Ничего странного не заметил?
– Да я его видел так же хорошо, как тебя сейчас! – закричал командир. – Обычный «скайрэй»… Стоп, какой, на хрен, обычный, на нем же «MARINES» было написано, не «NAVY»! И, судя по буквам на киле, он из VMF, 114-й эскадрильи морской пехоты. Откуда он здесь оказался?
Второй пилот ответил:
– Скорее всего, они в Европу перегоном летели, поэтому у них ракет и не было. А баки перед атакой сбросили. Или все-таки с авианосца, только тоже в Европу плыли, а нас увидели, решили пощипать.
– Если их поднимали с авианосца, то наверняка им бы ракеты повесили. И тогда мы бы с тобой не разговаривали, – резонно ответил командир.
– Радист, сообщи на КП полка, возле Фарерских островов звено атаковано шестеркой «скайрэев» из сто четырнадцатой эскадрильи морской пехоты США, предполагаю из состава самолетов, следующих в Европу. Сбили троих, потеряли ведущего. Одна машина имеет повреждения, готовьте полосу в Будё, до дома не дотянем. – Потом обратился ко всем членам экипажа: – Доложить о повреждениях.
Повреждения были, но, против ожидания, не такие значительные. Давление в гидросистеме падало, но медленно. Еще была небольшая утечка топлива из двух баков, номер семь и восемь левого крыла, несмотря на то что они были протектированные, но бортинженер уже запустил перекачку топлива из них. Посадка поврежденной машины, вдобавок летевшей на последних литрах горючего, была еще одним смертельным аттракционом для измотанного командира Ту-16. Он, зная о попаданиях в левое крыло, открыл кран выпуска шасси заранее, едва достигнув высоты пять километров на снижении. Его предосторожность оказалась не напрасной. Сначала лампочки выпуска шасси вообще не хотели загораться, зато загорелось аварийное табло падения давления жидкости в гидросистеме. Наверное, острые обломки металла, образовавшиеся после попаданий снарядов, порвали какую-то гидравлическую магистраль при попытке выпустить шасси. Увидев, что левая стойка шасси не вышла, а вместо нее из с трудом открывшихся створок гондолы шасси посыпались обломки, в которых угадывались части шасси, он приказал всем срочно покинуть самолет. Благо связь с вышкой КДП в Будё была уже установлена и РП в Будё уверил их, что они уже летят над территорией, занятой советскими войсками. Убедившись, что все члены экипажа вышли за часами от Северина [38] , он сообщил на КДП координаты, где предположительно приземлятся его ребята, и попросил очистить ему подход к полосе: топлива на второй заход уже не оставалось.
38
Вышли за часами от Северина – Гай Ильич Северин, главный конструктор практически всех катапультных кресел (и вообще систем спасения в авиационной и космической технике СССР). В КБ Северина было неписанное правило награждать именными часами летчиков, прибегших к помощи продукции этого КБ. Поэтому на сленге советских ВВС эта фраза означала просто «катапультироваться». Хотя на Ту-16 стояли катапультные кресла другого разработчика, эта фраза стала общеупотребляемой.
Переключившись на резервную гидросистему (в ней тоже падало давление, о чем свидетельствовал еще один мигающий транспарант, но она все-таки медленно, но работала), командир убедился, что носовая и правая стойка шасси вышли. Потом он перекрестился – все равно уже никто не видит – и плавно, но решительно нажал штурвал от себя, попутно порадовавшись за консерватизм конструкторов Ту-16, спроектировавших самолет с двойной механической системой управления без гидроусилителей. Которые, будь они заложены в конструкцию системы управления, давно бы уже не работали из-за падения давления. Заход на полосу получился плохо, самолет, прежде чем коснулся земли правой стойкой, прошел над полосой целый километр. Но деваться было уже некуда, командир дождался снижения скорости до двухсот семидесяти и включил тумблер выпуска аварийной парашютной тормозной системы ПТ-16. Одновременно глуша двигатели и включив аварийный слив остатка топлива из тех баков, где оно еще было. Согласно паспортным данным, система ПТ-16 обеспечивает длину пробега чуть более полутора тысяч метров при включенном автомате торможения колес и выпуске парашютов в момент касания земли при скорости не более двухсот семидесяти километров в час, массе не более сорока семи тонн и сухой бетонной ВПП. Из всех этих условий в норме была только масса и посадочная скорость, с падением которой «одноногий» самолет неминуемо завалится влево, чиркнет крылом по земле, а дальше его развернет, и он пойдет кувыркаться по бетонке. Поэтому мокрый как мышь от нервного напряжения командир, едва заметив, что машина, резко снижавшая скорость из-за двух здоровенных парашютов, распустившихся за хвостом, начала крениться влево, дернул кран уборки шасси. Самолет, уже находившийся больше чем в двух километрах от начала полосы, резко грохнулся почти на два метра вниз. Полетели искры, самолет неминуемо загорелся бы, будь в фюзеляжных баках топливо. Первый из них, бак № 2, начинался сразу за нишей носовой стойки шасси, от которой как раз сейчас и летела основная масса искр. Но топлива в фюзеляжных баках уже давно не было, они вырабатывались в первую очередь, сейчас в баках был нейтральный аргон. Самолет уже вылетел за пределы бетонной полосы и наконец-то остановился, скребя искалеченным брюхом по щебенке. Командир судорожно выдохнул, отстегнулся от кресла и полез открывать верхний аварийный люк фонаря передней кабины. Сбросив его, он высунулся по пояс наружу и радостно вдохнул сырой наружный воздух с восхитительной примесью горелого металла, паленого масла и жженой резины. Жизнь была прекрасна. Несмотря на шедшую во весь размах Третью мировую войну.
28 октября. Линия боевого соприкосновения между войсками СЕТАГ и Приморского фронта. К востоку от города Целле. ФРГ. На следующий день после начала конфликта
Несмотря на весь свой шляхетский гонор, дураком польский подполковник, командующий польским механизированным полком, не был. И рисковать всеми своими силами в первой атаке на правом крыле не стал. Да и приказ, который ему озвучил подполковник Кузьмин, не заставлял этого делать. Поэтому Генри Болл увидел перед собой лишь танковую роту с двумя пехотными взводами на броне. Развернувшись в редкую цепь, польские танки не спеша ползли на участке от Бостеля до полей гольф-клуба. Как раз туда, где в складках местности, хоронясь под редкими остатками леса, стояла в засаде основная группа танков его батальона. Основные силы комми было слышно, но почти не видно – поле предстоящего боя просматривалось в лучшем случае на километр-полтора, дальше все застилала дымы от многочисленных и разнообразных пожаров и подбитой техники. Радости ему это отнюдь не добавляло. Еще пятьсот метров, и какой-то внимательный польский солдат сможет разглядеть его танки, стоящие в засаде. Передовой отряд они, несомненно, сожгут за несколько минут, но при этом основательно раскроют свои позиции. С другой стороны, ждать, когда поляки обнаружат его танки, тоже нельзя, перестрелка накоротке – это русская рулетка, его батальон понесет потери и подставится под удар основных сил. Они недалеко, смутное передвижение зеленых туш танков и самоходок уже можно рассмотреть в бинокль в те мгновения, когда ветерок относит дымы в сторону. Его раздумья прервал рапорт радиста:
– Сэр, артиллеристы докладывают, что одна батарея уже готова открыть огонь!
Генри с облегчением вздохнул, ситуация из критической превращалась в просто трудную. Он скомандовал:
– Пусть батарея открывает огонь по основным силам, квадраты номер…
И тут же переключился на частоту своего батальона:
– Парни, разобрать цели, огонь ведут первая и вторая роты. Бить наверняка, снаряды экономим!
Анджей Тучапски, командир второго взвода первой танковой роты, которая и была послана в авангард, со всхлипом втянул воздух, не веря своим глазам. Он еще не понял, как ему несказанно повезло. Когда американские танки открыли огонь, между его ротой и ними было всего девятьсот метров. Он увидел лишь несколько вспышек впереди, из редких кустов, и сразу весь экипаж в его танке оглох от грохота попадания, Анджею даже показалось, что он на несколько секунд потерял сознание. Первый снаряд прошел по касательной, отрикошетив от башни. Их спас мехвод и то, что буквально за секунду до выстрела они увидели буквально в нескольких метрах впереди ложбину, оказавшуюся поймой небольшого ручья. А мехвод, увеличив до предела скорость, нырнул в эту ложбину. Поэтому следующие два снаряда, выпущенные американцами, только чиркнули по самой верхней части башни Т-54, имеющей полусферическую форму. Но из-за этой поймы он теперь мало чего видел в прорези перископа командирской башенки, видно было только несколько дымов справа да пылающий слева танк из его взвода. И хлесткие звуки выстрелов американских девяностомиллиметровых пушек затихли, стала слышна только стрельба позади них.
– Один комми спрятался, как крыса, в этой чертовой пойме чертового ручья, в двух тысячах футах от нас, остальные горят. Жалко, что с нами утром не было саперов, в эту пойму хорошо было бы накидать мин, – прозвучал в наушниках Генри доклад командира первой роты.
– И основные силы противника тоже отходят назад, им не понравились гостинцы из «ленивых Сюзанн» [39] .
– Ок, только надо что-то решать с этим парнем, который засел в пойме. Он может всерьез испортить нам жизнь. Пошли пару танков с двух направлений, пусть они обойдут его с двух сторон и прикончат, – ответил Генри.
39
«Ленивая Сюзанна» – на сленге солдат США, вертикальная обойма револьверного типа в боевом отделении самоходной гаубицы М52, откуда берется первый 21 выстрел. Находится слева в задней части САУ. Остальные 81 выстрел надо доставать из нижнего багажника самоходки.
Анджей, решившись, открыл крышку люка и высунулся по пояс из башни. Было ужасно страшно, но сидеть в этой пойме как в норе, не видя ничего, было еще страшней. «Пся крев», – ошеломленно пробормотал он. Ветер подул чуть сильнее, и он, трясущимися руками с трудом удерживая цейсовсский бинокль, подаренный ему отцом в день окончания танкового училища в Познани, смог рассмотреть позиции противника подробно. Перед ним, прячась под маскировочными сетями и за редкой растительностью, в складках полей гольф-клуба стояли танки и бронетранспортеры противника. Много. Только танков он насчитал больше двух десятков, когда два из них выехали из своих укрытий и пошли, обходя его с двух сторон. А его рота стояла вся тут, справа и слева от него, горящая. Он свалился вниз, на свое место командира, пытаясь унять яростно колотящееся сердце. И ощутил, как, несмотря на жару внутри танка, в его груди заворочался огромный ледяной ком. Эти двое, они же едут по его душу. Сейчас они не спеша зайдут справа и слева, поедут вдоль ручья и убьют его. Просто расстреляют с двух сторон. И его танк будет так же весело гореть, как остальные танки его роты, только ему будет уже все равно, какая разница, горишь ты или нет, если ты уже разорван на куски бронебойным снарядом? Он попытался глубоко вдохнуть воздух, когда увидел три пары глаз его экипажа в полутьме танка, отчаянно смотрящих на него. Он закашлялся и каркающим, как у старика, голосом прохрипел: