Цена твоего молчания
Шрифт:
Еще один глухой удар, новый виток брани, сменившийся сдавленным бульканьем, и комнатная дверь с грохотом ударяется о стену, выпуская Вову и еще одного парня. И
становится очевидна смена голосового сопровождения — просто выразительно материться, когда тебе заломили одну руку, а второй сдавливают шею, выволакивая из помещения, редко у кого получается.
— Открой! — короткий рык мне, от которого испуг ледяной иглой прошивает позвоночник. Но разум, хвала небесам, не отключается, позволяя догадаться — речь о двери за спиной. И я чудом успеваю отпереть
Абсолютно неспортивный пинок по заднице для разгона, и парень исчезает из поля зрения…
— Ты что, дебил? Какого черта? Придурок! Верни его! Урод!! — худенькая, с размазанной тушью под глазами брюнетка вылетела следом из спальни родителей Пашки, визжа так, что все присутствующие, не сговариваясь, поморщились — звук пробивал все допустимые пороги.
— Пошла вон, дура! — гаркнул Вова так, что истеричка заткнулась от неожиданности. И, честно говоря, на ее месте я точно так же бы испарилась бочком из квартиры, нервно сдернув плащ с вешалки. Потому что этот рассвирепевший парень слишком кардинально отличался от того Вовы, с которым я общалась последние два месяца. И этот человек теперь пугал меня едва ли не больше Борщевского, заставляя нервно искусывать губы. Только ноги от страха и неоднозначности ситуации двигались с таким трудом, что о побеге даже не помышляла. А вокруг становилось все жарче…
Енот стоял на том же месте, округлив глаза от разыгрывающейся вокруг картины. С момента первого движения Вовы прошло едва ли больше полминуты, и все до сих пор оставались стоять на местах, кроме меня, да и я сместилась ненамного. И только теперь, когда брат Пашки подошел вплотную, Борщевский даже отшатнуться не смог — сзади его подпирали друзья.
Вова напоминал змею — быструю, молниеносную, разъяренную. Казалось, что от него в стороны расходятся волны ярости и опасности. Словно незримое послание, что можно, конечно, попробовать и побороться, но только если до последней капли крови. Потому что легкой победы не видать никому… И это чувствовали все. И я в том числе…
— Сука, — шипит Борщевский, как чужие пальцы вцепляются ему в горло, дергая влево и вверх. А глухой звук удара его затылка о стену мне почему-то очень нравится. Не меньше, чем ощутимый страх в голосе, — тебе не жить…
— А ты меня, смотрю, в прошлый раз не понял, — начал Вова, но тут же отвлекся.
Со стороны кухни к нему приближался еще один участник этой безумно интересной вечеринки.
— Ах, ты гондон! — замахивается внушительным кулаком блондин, почти доставая Вовку в прыжке…
И тут же падает с болезненным вскриком, зажимая лицо руками и заливая линолеум кровью из сломанного носа. И одновременно от удара ногой в живот один из парней, стоявших за спиной Енота с самого начала, отлетает в комнату, роняя что-то стеклянное и бьющееся. Вова же только поудобнее перехватывает рюкзак со шлемом, который все это время держал в руке.
Девчонки, как и я, не издают ни звука, огромными глазами наблюдая за разборками. А единственный «уцелевший» предусмотрительно отступает на несколько шагов назад, не претендуя на раздачу «пряников».
— Я же предупреждал, что тебе не понравится, если решишь прийти с друзьями? — тихо спрашивает Вова, но музыка уже выключена, а дыхание присутствующих — слишком слабый шумовой фон, чтобы заглушить слова. — Но ты не послушался. Что ж, будет тебе уроком, Енот. Я дважды не повторяю.
Борщевский пытается вырваться, отчаянно дернувшись и попытавшись пнуть Вовку. Но тот ловко уворачивается, стискивая пальцы на чужом горле еще сильнее. Короткий удар по ребрам и никто уже не сопротивляется, только отчаянно цепляется за удерживающую руку в попытке сделать полноценный вдох.
— Еще желающие высказать свое мнение есть? — Вова медленно обводит немигающим взглядом пространство, но все молчат. Девушки протискиваются мимо него и быстро покидают квартиру, цокая каблучками по лестнице. Парень с разбитым носом пытается сесть, все еще зажимая пострадавшую часть тела ладонями и рукавом толстовки. Второй, который в зале, поднимает ладони в знак полного взаимопонимания и отсутствия претензий.
— Тогда прошу еще раз, делая скидку на музыку и ваш плохой слух — выметайтесь, — бросает Вова, продолжая удерживать Борщевского.
Парни уходят медленнее девчонок, но все же уходят. Я до последнего жду, что кто-то из них попытается освободить Енота, ударить Вовку в спину, и готова защищать его всеми силами, но… Парни даже не оглядываются на друга, закрывая предупредительно за собой дверь. И я даже не замечаю, как напряжена была до этого момента, облегченно выдыхая.
— А теперь слушай, дорогой гость, — Вова смотрит в глаза Борщевскому, и теперь любому очевиден страх последнего, — чтобы я тебя здесь больше никогда не видел. И рядом с Настей не видел. И к Пашке не подходи, иначе так просто не отделаешься. Понял?
Енот смотрит в ответ с такой ненавистью, что я до боли вцепляюсь руками в край тумбы, стоящей за спиной. Потому что, в отличие от Вовы, точно знаю, насколько мстительным и изворотливым может быть этот ублюдок. И вижу в его глазах, что мириться с сегодняшним унижением он не намерен.
Но Вова и не ждет ответа. Резко отпускает горло урода, показательно обтирая руки о штаны. Провожая взглядом шатающегося парня, который неловко обувается и снимает небольшую черную барсетку с вешалки. Открывает входную дверь и оборачивается на прощание, оставляя последнее слово за собой…
— Ты сам ко мне придешь, запомни. И за это ответишь.
Вова стискивает кулаки, но дверь захлопывается.
А я тяжело сползаю на пол, чувствуя, как тело начинает колотить мелкая дрожь…
Через несколько секунд Вова садится передо мной. На корточки.
Берет мои ладони, холодные и бледные, в свои. Глубоко вздыхает, собираясь что-то сказать…
Но не успевает. Из зала раздается странный звук — то ли стон, то ли всхлип, а мы синхронно снова напрягаемся. А Вова со вздохом встает и аккуратно шагает в сторону звука, стараясь не шуметь.