Цена весны
Шрифт:
— Изменение может быть постоянным, но не мы, — сказала она.
— Хорошо замечено, — сказал Маати.
Дворик, в котором они сидели, казался почти не пострадавшим от произошедшего больше десяти лет назад разорения. Сорняки вырвали или срезали, сломанные камни поставили на место. Между деревьями пели птицы, по низкой траве бегали ящерки, далеко вверху, в далеком небе кружился ястреб, сейчас невидимый для него.
Маати легко мог себе представить, что это не та школа, в которой он страдал в детстве: она имела слишком мало общего с полу-тюрьмой, которую он помнил. Горстка женщин вместо сменяющих друг друга мальчишек. Совместная попытка добиться невозможного вместо жестокости и наказания. Радость вместо страха. Само пространство, похоже, изменилось, и весь мир вместе с ним. Ванджит, казалось, догадалась о его мыслях. Она улыбнулась. Существо на ее колене заворчало, уставилось черными глазами на Маати, но не закричало.
— Это не похоже на то, чего я ожидала, — сказала Ванджит. — Я могу чувствовать его. Он, все время, внутри моего сознания.
— Насколько это тяжело? — спросил Маати, наклоняясь вперед.
Ванджит покачала головой.
— Не тяжелее, чем любой другой ребенок, как мне кажется, — сказала она. — Иногда я устаю от него, но не настолько, чтобы потерять контроль над собой. И остальные очень помогают. Не думаю, что я хоть раз приготовила еду с того времени, как пленила.
— Это хорошо, — сказал Маати. — Просто замечательно.
— И вы? Ваши глаза?
— Совершенны. Я способен писать каждый вечер. Я действительно в состоянии завершить дело до того, как умру.
Он хотел пошутить, но Ванджит ответила мрачно, почти сделав выговор:
— Не говорите так. Не надо так легко говорить о смерти. Это не тот предмет, над которым можно шутить.
Маати принял позу извинения, и в следующее мгновение темнота исчезла из глаз девушки. Она опять перенесла андата на другое бедро, освободила руку и тоже приняла позу извинения.
— Нет, — сказал Маати. — Ты права. Совершенно права.
Он направил разговор в более безопасные воды, заговорив о еде и погоде, а потом пересказал все удачные точки пленения. Из девушки лилось удовлетворение, как тепло от огня. Он с сожалением оставил ее во дворике и с радостью в сердце пошел по широким каменным коридорам.
За долгие, наполненные гневом и отчаянием годы, которые он провел в тенях, суетясь как крыса, Маати забыл, что такое простое счастье. Теперь, когда женская грамматика заработала и в мир вернулся андат, его тело почувствовало себя другим. Плечи распрямились, сердце забилось легче, суставы расслабились, стали сильнее и прочнее. Он настолько привык не обращать внимание на лежавшую на плечах тяжесть, что ошибочно считал это нормальный состоянием. Сбросив ее с плеч он почувствовал себя молодым.
Эя сидела, скрестив ноги, на полу одного из лекционных залов, вокруг нее лежали расшитые кодексы, раскрытые книги и развернутые свитки — рябь на поверхности пруда. Он посмотрел на страницы с рисунками освежеванных рук, мышц и суставов, которые выглядели так, словно с них содрал кожу самый дотошный мясник в истории; западный текст с завитками и точками, словно написанный детскими злыми каракулями; заметки, сделанные рукой Эи, — описания, ограничения и структура насилия, учиненного над плотью. Ранящий. Андат у своего источника. И все это он мог видеть с того места, где стоял, не прищуриваясь и не наклоняясь ближе.
Эя посмотрела на него и приняла позу, в которой смешалось приветствие и отчаяние. Маати опустился на пол рядом с ней.
— Ты выглядишь усталой, — сказал он.
Эя показала на живописный беспорядок перед собой и вздохнула.
— Все было проще, когда мне не разрешали это делать, — сказала она. — Пришла моя очередь, и я начала думать, что была дурой, считая, что это возможно.
Маати вытянул палец и коснулся одной из книг. Бумага казалась толстой, как кожа.
— Есть тут определенная опасность, — сказал он. — Даже если твое пленение будет выстроено совершенно, может найтись другое, слишком похожее на твое. Эти книги, они написаны мужчинами. И тебя тоже обучал мужчина. До Ванджит все поэты были мужчинами. Твое мышление может быть слишком похоже на мужское.
Эя улыбнулась и хихикнула. Маати принял позу вопроса.
— В Западных землях лекари — женщины, по большей части, — ответила она. — У меня нет и полудюжины текстов, про которые я могу с уверенностью сказать, что их написали мужчины. Проблема не в этом.
— Ты уверена?
— Да. Дело не в том, что у тебя между бедер. Разрез есть разрез, ожог — ожог, а шрам — шрам. Если сломать кость сейчас, она треснет как и во времена Второй Империи. Пленение Ванджит основано на исследовании глаза и света; тогда таких исследований не было. Но нет ничего нового в том, над чем работаю я.
В ее голосе было разочарование. Возможно страх.
— Есть другой путь, — сказал Маати. Эя задвигалась и внимательно посмотрела на него. Маати вытянул руку.
— У нас есть Ясность-Зрения, — сказал он. — Это доказывает, что мы может пленять; одно это дает нам определенную власть. Если мы пошлем слово Ота-кво и расскажем ему, что мы сделали и что он должен отказаться от своего союза с гальтами, он это сделает. Должен будет сделать. Тогда у нас будет столько времени, сколько нам надо, и мы сможем проконсультироваться со столькими учеными, сколько мы сможем раскопать. Даже Семай придет. Он не сможет отказать императору.
Раньше он не говорил этого вслух. И почти не разрешал себе об этом думать. До Ванджит и Ясности-Зрения, мысль о триумфальном возвращении в дворцы Хайема — к Оте — была чем-то вроде пытки, она просто терзала душу. Вроде желания иметь сына и Лиат рядом с собой, или любого другого из тысяч сожалений о прошлых событиях, которых не вернешь.
Сейчас это стало не только возможно, но и мудро. Еще одно письмо, посланное с быстрым посыльным, которое бы заявило, что Маати преуспел, стал новым дай-кво, и у Оты нет другого выбора — только принять это. Маати почти слышал слова извинения, тем более сладкие, что выходят из губ императора.
— Прекрасная мысль, но нет, — сказала Эя. — Слишком большой риск.
— Не вижу, почему, — сказал Маати и нахмурился.
— Ванджит — только женщина, и пленение андата не означает, что сильный человек и острый нож не смогут покончить с ней, — сказала Эя. — И она может ускользнуть, после чего полмира захочет посадить наши головы на колья, чтобы быть уверенным, что этого больше не произойдет. Вот как только мы сделаем еще несколько, это будет безопасно. И Ранящий не может ждать.
— Если ты вылечишь всех женщин в городах, они поймут, что мы связали андата, — сказал Маати. — И это будет такое же ясное послание, как и письмо. И, судя по твоим доводам, такое же опасное.