Цена жизни
Шрифт:
— Они и так за нас проголосуют, особенно бывшие кацетники, — «кацетниками» Коцюба называл бывших рабов. — А вот если мы им гражданство не дадим, найдутся те, кто затаит злобу. Раздуть из обиды ненависть — раз плюнуть, технология обкатанная. Зачем нам эта мина под нашим сообществом?
— Их втрое больше, чем наших. Рискованно, очень рискованно… Кроме того, там много непонятных личностей, с которыми еще разбираться надо. Я не про тех, кто у нас под замком сидит, с теми все ясно. Я о тех, кто сейчас кушает наш тушняк в центре временного размещения. Они там все варятся в своем соку, и один бог знает, что у них на уме, — Летун был не в восторге от идеи Коцюбы.
— Ни черта им,
— Ну, давайте тогда их вообще прогоним на все четыре! — Коцюба вышел из себя, и встал, сверкая глазами. Кот, дремавший у него на коленях, полетел на пол, приземлился на лапы, и ушел, укоризненно дернув хвостом.
— Погодите, — вклинился Вайнштейн. Он присутствовал на всех заседаниях Комитета с правом совещательного голоса. — Нельзя пороть горячку. Нам нужны люди, нас слишком мало.
— Да, — неожиданно поддержал Вайнштейна Вишневецкий. Он сидел спиной к примостившемуся в уголке Грину, и периодически на того оглядывался. Грин делал вид, что не замечает, как ерзает Илья. — Нас едва-едва хватает для поддержания нормального уровня воспроизводства.
— О чем это ты? — не понял Летун.
— Да выродимся к черту за три-четыре поколения, вот о чем, — бросил Вайнштейн.
— Да, об этом я не подумал, — протянул Летун. — А что делать?
— Дать гражданство, — Коцюба успокоился, и сел на место.
— Да хрен им, а не гражданство! — гаркнул Медведь. Сидящая возле него Алина поморщилась. Райво сохранял спокойствие. Голубоглазый блондин, он был воплощением идеального северянина, и вел себя соответствующе. Разговаривал вежливо, негромко, но твердо, и всегда держал дистанцию
— У меня есть мысль, — сказал Летун. — Введем испытательный срок, скажем, в год. Через год адекватным дадим гражданство, остальных к черту.
— Ну, и что это даст? — Коцюба откинулся, и забарабанил пальцами по столу. — То же самое, только в профиль.
— Голосуем, — сказал Летун, и поднял руку: — Я за. — Тут же поднялось еще пять рук, и только Коцюбина не поднялась. — Принято, — подвел итог Летун.
Ответственным за проведение всеобщего голосования оказался, как ни странно, Вайнштейн. Грин напросился к нему в помощники. Он готов был на все, лишь бы оказаться вне досягаемости для Мишки. Впрочем, ничего неприятного в новой должности не было. Грин всюду сопровождал Вайнштейна, терпеливо ждал в сторонке, пока Вайнштейн разговаривал с людьми, собирал подписи. Вскоре они подружились, и Грину даже стали нравиться их совместные поездки. Вайнштейн оказался очень интересным собеседником, во всяком случае, пока был трезв. Когда голосование завершилось, и подавляющим большинством голосов был принят вариант Коцюбы, Грин так и остался при Вайнштейне. В конце концов, кто-то же должен был отвозить его, пьяного, домой. Обязательных занятий с Коцюбой и помощи по дому это не отменяло, и цели своей Грин добился вполне: он целый день был занят, целый день у всех на виду, и значит — в безопасном удалении от Мишки.
Порой, Грин ловил себя на том, что завидует Мишке. Сравнивая себя с Мишкой, он все время ощущал собственную неполноценность в сравнении с ним. Мишка опережал его по всем показателям. Он лучше дрался, лучше стрелял, быстрее бегал, даже соображал лучше. Коцюба тренировал у младших членов Семьи не только мускулы и скорость — он часто давал логические задачки. Мишка решал их намного быстрее Грина… быстрее всех. Но если бы только это — самым болезненным для Грина оказалось то, что Мишку выделял Коцюба. Мишка был фаворитом, Коцюба не скрывал, что именно его хотел бы видеть во главе Семьи, когда отойдет от дел. Мишка был звездой, и этим все сказано. В сиянии его талантов терялся и Грин, и остальные пацаны. Того, как Мишка издевается над своими товарищами, Коцюба не замечал. Грину казалось, что, даже если бы он и был в курсе дела, он бы только пожал плечами, и сказа: «дети». Но Коцюба ни о чем не догадывался, тем более, что дел у него было по горло.
— Ты знаешь такого — Эрика? — спросил он как-то у Грина. — Это такой белобрысый паренек.
— Ну… знаю, — ответил Грин.
— Что можешь о нем сказать? Он адекватный?
— Ммм… — Грин задумался, говорить об Эрике правду или нет, потом все-таки решился: — Думаю, нет.
— Что так?
Грин рассказал Коцюбе о Стасике. О том, как Эрик подбивал всех на бунт. О том, какую роль Эрик сыграл в убийстве охранников.
— Н-да, буйный паренек, — заметил Коцюба. — Вот что, Шимон, вы же с Вайнштейном у Сергея сегодня будете? Передай Эрику, если он там, что я приглашаю его на ужин. Тут недалеко, пешком дойдет. Хорошо?
— А что случилось? Есть проблема? — спросил Вайнштейн. Он стоял рядом, и терпеливо ждал, пока отпустят его оруженосца.
— Этот Эрик, и еще шестеро мальчишек, решили создать свою Семью. Сами, без старших. Прикинь, уже дом нашли, и начали его оборудовать.
— Ну и что? — Вайнштейн не понял, в чем проблема: — Это же отлично, как раз то, чего мы хотели.
— Да, вот только родители этих пацанов мне покоя не дают. Вчера я ездил туда, ну, в тот супер, где мы их поместили. Так меня там чуть не загрызли: возвращай им детишек. Ты власть, ты обязан, говорят
— Ну, а ты что?
— Ну, а что я им скажу? Обещал разобраться… — Коцюба поморщился.
Грин поймал Эрика выходящим с базы Сергея, и передал ему приглашение Коцюбы.
— Что, Грин, нашел себе хозяина? — прищурился Эрик. — Ты всегда был размазней. Ну и как оно — в шестерках бегать?
— Они мои друзья! — вспыхнул Грин. — Семья, ты это понимаешь, урод? — он толкнул Эрика, и тот отлетел.
— Дети, не ссорьтесь, — тут же возник рядом с ними охраняющий вход Леха. Эрик злобно на него посмотрел, что-то прошипел сквозь зубы, и ушел. Грин был уверен, что он не придет на ужин, но, к его удивлению, Эрик появился. Он сменил одежду, и вместо добротных, но неброских вещей, что выдал ему Сергей, надел ярко-красную туристическую куртку с множеством карманов, джинсы от известного кутюрье, и остроносые ботинки на высоких каблуках. На поясе у него висел пистолет. Пистолет был огромный, и рядом с тощим бедром Эрика смотрелся нелепо. Всем своим видом Эрик как бы говорил: «я уже не мальчик, извольте со мной считаться». Держался он так же: вызывающе, и немного нервно. Впрочем, Коцюба был с ним отменно вежлив, встретил у дверей, проводил в гостиную, где уже был накрыт стол. Эрик, если и хотел что-то сказать, при виде такого обращения растерялся, и вел себя спокойно.
Готовила Марина превосходно. Отвыкший от хорошей домашней еды Эрик ел так, что за ушами трещало. Остальные от него не отставали, и за столом было тихо. Наконец, когда и первое, и вторе, и третье было благополучно съедено, из-за стола встали женщины, дети, кроме Грина и Мишки, ушли к себе. Коцюба, откинувшись на стуле, ковырял в зубах спичкой. Эрик смотрел на него. Шел молчаливый поединок — кто кого переглядит. Первым не выдержал Эрик.
— Зачем позвали меня? — буркнул он, и принялся рассматривать потолок.