Центр

Щербинин Дмитрий Владимирович

Апрач чувствовал всё большую связь с отражением. Можно сказать, что он даже был влюблён в это отражение — в лучшего себя. И задал вопрос, который больше соответствовал тому новому уровню, на который он поднимался:

— Если миры сопротивляются, то почему центр больше не светит?..

— Враг коварен и направил на него всю свою мощь. Центр — главная добыча. Свет не истощал змеев, они впитывали его в себя, и перерабытывали во тьму, набирались ещё больших сил. Змеи открывали ворота из тьмы, и, вместе со своими наедниками врывались в эту реальность; когтями разрывали защиту центра, и чем больше защищался центр, тем

большой силой заряжались враги. И, наконец, когда центр был изранен, когда из шрамов хлынул свет, открылись главные ворота, и из них появилось нечто. Оно похоже на пиявку, но здесь, в нашем многомирье, только рот этой пиявки, её тела мы не видим; оно — в том месте, где тьма.

Апрач слушал, кивал. Затем пробубнил:

— Но у меня есть цель.

— Убить Дэкла?

— Да. Убить Дэкла. Остальное неважно. Впрочем, я ещё и Аннэю убью. Я их долго убивать буду. Они мне жизнь испортили.

— Но ведь они уже далеко. Во всяком случае, Дэкл перенёсся туда, где тьма, и я его больше не чувствую.

— Он что — погиб? — с тревогой спросил Апрач.

Ведь Апрач действительно боялся, что Дэкл мог погибнуть. Как же так — он столько за этим Дэклом гнался, столько сил положил, это целью его жизни было, а он погиб без него.

Отражение проговорило:

— Мне неизвестно, что с ним, ведь он не в многомирье. Но, возможно, он не погиб.

— Вот так новости: Дэкл, значит, из многомирья смотался! Ну ничего — от меня не уйдёт… Нет — не уйдёт… А где, кстати, радужный камень, на который я должен был попасть?

— Я же говорил: его снёс змей, когда здесь пролетал. Также была снесена и половина мира, поэтому, собственно, и я открылся. Правда, радужный камень, также как и меня, змей не смог поглотить. Но камень теперь в сотнях километрах отсюда, плавает в темноте…

— Как же мне до него добраться?

— С твоими средствами уже, по-видимому никак.

Дэкл заскрипел зубами. Он даже приподнял молот. В какое-то мгновенье ему захотелось разбить отражение, которое принесло ему такую горькую новость.

Но он только спросил:

— Так что же мне теперь делать?

— Прежде всего, ты должен взять меня с собой. Ведь я лишён способности передвигаться.

— Тащить тебя? Ты сколько весишь то?

— Я не вешу. Весит только камень, к атомам которого привязана моя сущность.

— Камень? — Апрач оглядел глыбу, в которой жило отражение. — Он же целую тонну, наверное, весит. Я не подниму…

— Если быть точным: пять с половиной тонн.

— Вот-вот. Я такую махину не подниму.

— Придётся разламывать.

— Молотом?

— Да. Молотом.

Апрач внимательнее вгляделся в отражение, проговорил:

— Жалко будет.

Это слово — «жалко», прозвучавшее не с сожалением о том, что он до сих пор не может впиться в Дэкла, а действительно из жалости к кому-то другому, прозвучало необычно. Если он и испытывал когда-то нечто подобное, то было это давно, в детстве, и он сам подзабыл об этом.

Но в этом другом Апрач видел улучшенного себя, и поэтому всё же скорее себя, а не другого жалел.

Апрач спросил:

— Ведь тебе будет больно, правда?

— Камень, в котором я заключён, не способно расщепить ни одно из орудий; даже и змеи из тьмы здесь бессильны. Но природа того молота, который ты сейчас держишь в своей руке, и моя — схожи. Молот может расщепить камень, если я этого захочу.

— Так чего ж ты тут сидел? Давно бы так устроил, чтобы тебя кто-нибудь освободил.

— Разве же я говорил, что мне было плохо? Печаль в начале своего существования испытывал; затем — гармонию. Но теперь гармония нарушена.

— Так ты и не ответил: будешь ли испытывать боль?

— Да, я буду испытывать боль, но я выдержу её, потому что так надо; потому что, если не выдержу сейчас — потом будет ещё хуже.

Апрач отошёл на шаг, размахнулся, но… так и не смог нанести этого удара, пробормотал:

— И всё же — как-то не так. Будто себя самого бью.

— Ты бей по краям камня, будто портрет в рамке вырезаешь.

Апрач вздохнул и нанёс первый удар. Из той части глыбы, по которой он ударил, посыпались искры, осколки, и ещё: то ли свет, то ли тьма, то ли жидкое, то ли газообразное — то ли в почву впиталось, то ли в воздухе растворилось.

Апрач почувствовал боль в теле, подумал, что это — от отлетевших на него осколков. Спросил:

— Ну как ты?

— Ничего. Пока — терпимо. А ты продолжай работу.

Апрач наносил новые и новые удары, содрагался от всё усиливающейся боли в своём теле. И хотя эта боль была невыносимой, он слышал и стоны своего отражения, и считал, что отражение больше его страдает, жалел не себя, а отражение своё.

Наконец, из глыбы была выдолблены часть размерами сходная с самим Апрачом.

Апрач посмотрел на свои окровавленные руки, и уже хотел отбросить молот, когда отражение произнесло:

— Пока не делай этого.

— Кого ещё придётся бить?

— Хотя бы радужный камень.

— Но ведь ты говорил…

— Да — действительно, радужный камень, который стоял над этим местом, был снесён, и сейчас за сотни километров отсюда, парит в тёмном воздухе. Но на этом мире есть и ещё один радужный камень.

— Правда что ль? А я думал, на любом мире не может быть больше одного камня.

— На многих мирах действительно только по одному камню, но, дело в том, что в нашем Многомирье существует множество путей, а не только тот спиральный, к центру, которым проследовала Ноктская экспедиция. Соответсвенно, чтобы начать путешествие по другому маршруту, надо найти один из камней, принадлежащих именно к этому пути, к этой цепочке. На некоторых мирах маршруты пересекаются, соответственно, не совершая перелётов в воздухе, на одной поверхности можно найти и два, и три, а в некоторых случая даже и по десять-пятнадцать камней. Например, на огромном Нокте существует восемьдесят пять таких камней, но ни один из них ещё не был найден, потому что все они находятся глубоко под почвой. Знай, что, если бы не летящий перед тобой аэроцикл, то ты давно бы уже застрял, так как просто не смог бы прикоснуться молотом к скрытым под различными преградами радужным камням.

— Дорогу он мне что ли расчищает?

— Вот видишь — ты и сам всё понимаешь.

— Тогда кто же будет расчищать дорогу дальше, если мы полетим по другому маршруту?

— Дорогу буду расчищать я. Ведь я имею некоторую власть над материей, только на камень, который давно уже стал частью моей сущности, я повлиять не могу.

Апрач хмыкнул, и проговорил:

— Хороший союзник у меня… Тебе то это зачем?

— Скоро узнаешь. А сейчас иди вперёд, вон до той скалы — видишь, из мрака возвышается?