Центумвир
Шрифт:
***
С Истоминым мы встретились утром следующего дня.
В офисе открытого подписного финансового консорциума, то бишь объединения нескольких солидных независимых друг от друга шараг, банчащих ценными бумагами и реализациями займов. Мы с Ильей подъезжали к офисному зданию, и когда я об этом узнала, я как охуела, так и не выхуела обратно.
Потому что теневой офис, основной для разворачиваемого Истоминым проекта с нашим участием, где сейчас интенсивно шли работы по подготовке, был на этаж выше консорциума, а организация, которая там располагалась, на этаж ниже переехала. А вообще, этажей в здании несколько. И фирм несколько. И пока мы поднимались
Иван Палыч быстренько дал по съебам, когда мы с Ильей опустились в кресла для посетителей перед его столом, за котором сидел Истомин с космической скоростью читающий и изредка подписывающий стопку бумаг. Причем подписи его разнились в зависимости от фамилий, которые были указаны в документах.
Они с Ильей обсуждали возникшие вопросы и пути решения проблем которые могут возникнуть в ближайшее время из-за этих вопросов, я с умным лицом сидела рядом с Ильей и чувствовала совершенно неуместное, просто абсолютно ненормальное с учетом всего контекста ситуации раздражение. От нейтральности. От абсолютной нейтральности Истомина. Знала, что это успокаивало моего брата, убеждающегося в том, что пара наших с ним встреч действительно была без претензий.
И это правильно. Вот это ровное отношение и должно быть. Мы связаны работой, именно такое взаимодействие она и подразумевает. Вот эти его интонации, когда в ответ на его вопросы я рассказывала о том, как продвигается создание зеркала и расписывала, что и когда будет сделано. Так и должно быть. Этот его абсолютно безэмоциональный взгляд, деловой тон, полное равнодушие.
Только это бесило. Все сильнее. Потому что разговоры шли долго и мне часто приходилось в них участвовать, а эти его интонации…
Я тщательно контролировала себя, усилием подавляла набирающее силу раздражение, не имеющего рационально обоснуя. Сама же требовала такого формата общения и с чего тогда такие эмоциональные реакции на абсолютно адекватную обстановку. Тем более такую, вот эту увиденную, которая должна только укрепить в мыслях, что свят-свят и ну его на хуй… Блять, как бесит… Вот хули он в окно пялится? Чего там интересного? Москва, да? Никогда не видел, что ли?
Когда разговор коснулся набора штата, он вскользь и ровно посмотрел на меня, хотя разговаривал с Ильей. Абсолютно ровно. Посмотрел как человек обсуждающий вопросы с другими людьми, с подчинёнными, которым требуются разжевывать элементарное, ибо сами не допрут. И меня едва не подбросило на кресле от возмущения. Вердикт – я ебнутая.
Когда все завершилось, я поехала на квартиру, собрала вещи и Илья с Леськой проводили меня в аэропорту. Ожидая время посадки стояла в одном из залов ожидания внутренних перелетов для клиентов бизнес класса и, глядя
Через несколько минут семья из четырех человек ушла на посадку и небольшой зал и вовсе опустел. Повернула голову, чтобы посмотреть на табло. Отлично, осталось не более двадцати минут и можно будет чесать на свою посадку.
Отрицательно повела головой в ответ на вопрос от улыбчивой сотрудницы аэропорта, стоящей недалеко на баре и спросившей не хочу ли я чего, потому что ей нужно отлучиться, и снова уставилась в окно. Думала, что как только она уйдет кто-то придет вместо нет, но нет. Странная система. А если я, несмотря на то, что клиент бизнес-класса страдаю клептоманией?..
Додумать сию мысль я не успела. Да и вообще додумавать не нужно было. Потому что спустя пару мгновений все стало ясно.
Сначала я услышала шаги, когда кто-то вошел в зону ожидания. В голове мелькнула дикая мысль и почти успела быть битой циничной рациональностью, но глаза смотрели на высокий крепкий силуэт, размытый в отражении стекла.
Темная приталенная рубашка, засучены рукава. Темные джинсы. Темный силуэт.
Шаг за шагом, неторопливо ко мне, стоящей у окна, скрестив онемевшие руки. А потом я услышала запах. Слабый шлейф изысканного парфюма в сплетении с почти стертыми аккордами никотина, когда он приблизился и встал позади, сунув руки в карманы и глядя за стекло, на самолет, который готовили к вылету. Стоял близко. Прямо за спиной. И не только обоняния касался шлейф его парфюма, по коже тонким налетом, легкой покалывающей изморозью его нуара шла прохладная насыщенность томления и раскрывалась внутри стильным ароматом черного льда. Официант, двойной солодовый виски. И негромко блюз. Спасите…
– Решила уехать по-английски. Как нетактично.
Его голос негромок. В отражении чуть склоняет голову в сторону и кпереди. Правая рука вынута из кармана, и касается моих волос, рассыпанных по спине. Пробегается от корней до шеи. Слабый хват, немного, едва ощутимо тянет вниз и перекидывает мне на плечо. Прижимая к нему пальцами. Сильнее. Нажимая. Вынуждая сделать шаг назад, ближе к нему, чтобы срезать чувство сопротивляющейся атмосферы, возникающей между однополярными концами магнита.
– Тут камеры. – Чувствуя как губы растягиваются в улыбке от провокации соблазнительно зовущей в крови.
– Временный сбой. – Усмешка в голосе. Рывок и спиной врезалась в его грудь, ощущая как спирает дыхание, когда его пальцы от плеч, по предплечьям, до кистей и жестко сжимают их. – Не пишут пока.
– Потому что ты захотел меня трахнуть? – усмешка по губам. Ядом с языка, ибо протравлена насквозь.
– Потому что я тебя захотел, – берет за кисти жестче, заставляя расцепить руки и ведет их к стеклу, прижимая к нему ладонями, – а там как пойдет. Но, скорее всего, да, ты права, сначала трахну, – и тихо на ухо умопомрачительное, – потому что выводишь. Заводишь. Сводишь.
Близость его тела дурманила. Звала. Осознание того, как же он рядом, вот прямо за моей спиной травило рациональность, извращала мысли, путала разум в горячую паутину инстинктов.
Я чувствовала его энергетику. Горячую, дикую, необузданную. Бурлящую и клокучую в нем, в этом почти спокойном теле, в глубине серо-зеленых глаз, сейчас глядящих на меня в отражении. Я чувствовала. И эти ощущения затмевали все.
Сжал мои кисти и его пальцы скользнул по ним ниже, накрывая мои ладони на стекле, сжимая их, вдавливая в прохладу.