Цербер
Шрифт:
— Что тут у вас? Вниз давайте.
Его взяли за локти, и он подчинился притворно покоряясь. Пока все складывалось неплохо, хотя он предпочел бы обойтись без третьего, который спускался сзади.
На улице их ждала машина. «Волга» подогнана вплотную к дверям парадного. Это было очень плохо. К тому же, не принимая во внимание Иглу, его конвоиры переговаривались:
— Хозяина точно дома нет?
— Вчера убыл. Со вторым. Вадик за ними пошел.
— Везде этот Вадик. Босс его любит. А этот тогда зачем? Квартира ж пустая.
— Узнаем
Последние две реплики относились явно к нему, Игле. Они, как и плотно стоящая у дверей машина, переполнили чашу его выдержки и терпения. Сердце Иглы стиснулось в пульсирующий шарик, ноги обмякли, он слабо пискнул и вдруг заверещал на весь двор, рванулся из прихвативших его рук, но длилось это не более нескольких секунд.
Идущий сзади тяжело ударил его в затылок чем-то очень твердым, и визг оборвался.
Глава 32
Тьма.
вспышка — цветы — дорога — зеленый газон — вспышка
Тьма. Ничего, лишь тьма.
вспышка — вспышка — вспышка
Он застонал, но тьма не отпускала его. Не просыпаясь, он повернулся на жестком топчане в сторожке № 10, так что лицо его уткнулось в подушку в пестрой наволочке, а рука свесилась.
вспышка — цветы — дорога — зеленый газон — вспышка
Что-то слышится? Важное. «Рассказка», что ль? Нет, тьма. Ничего, кроме тьмы.
вспышка — цветы — дорога — зеленый газон — вспышка
— Братка! Ты нужен.
Знакомая сильная рука тормошила его.
— С-суки, — привычно выговорилось при пробуждении. Потом он продрал глаза. Потом вспомнил, что ничего не помнит. Потом — что и вспоминать-то нечего. Потом увидел тезку-Мишку.
Спеленут, как младенец, длинным брезентовым ремнем, во рту — профессионально закрепленный, торчит кляп. Глаза у тезки-Мишки закрыты, но он жив и слабо шевелится.
Тщательно заперев дверь, Павел бросил рядом с Михаилом «стечкин». Михаил заметил, что обойма из пистолета вынута.
— Крепкий паренек, наломался я с ним. Молодец, Братка, правильных ребят при себе держишь.
Странная растерянность вспыхивала в его черных, как маслины, глазах. Перечеркнутый косым шрамом лоб то и дело собирался в морщины. Павел сдерживал стучащийся наружу вопрос.
Перед Михаилом продолжали плавать обрывки и сгустки тьмы. Первый случай, чтобы совсем ничего после пароля. Ему уже немного надоело отмечать, что с ним происходит впервые. Солнце снаружи за окном указывало, что время приближается к полудню.
— Развяжи его.
— Момент, — отозвался Павел. — Это я чтобы по территории спокойно пронести. У меня тут дорожка имеется секретная. Только по ней быстро надо.
Наблюдая, как Павел распутывает
Вокруг оснований всех пальцев виднелись белые полоски, обнимавшие палец подобно кольцу. Будто в этих местах кожу сняли лентами, а ее место заполнила соединительная ткань. Или, что было уж совсем нелепо, пальцы рук у него когда-то оказались отрублены, а потом их приставили, и они приросли.
Освобожденный от веревки и кляпа, тезка-Мишка открыл глаза и закашлялся. Павел подал ему кружку с водой. Злобно поглядев, Мишка воду принял, стал пить.
— Мать твою, начальник, — прохрипел он, отрываясь, — я там тебя похоронил, а ты здесь самогоночкой балуешься. В теплой компании.
— Погоди, Мишка. Остынь, я объясню…
— Чего объяснять. — Он сунул кружку на угол стола, потеснив банку с самогоном. — Столковались вы, так и скажи. Это все твои дела, шеф, но зачем на меня-то такую зверюгу напускать? Я честно ждал, потом сам пошел. А ты, оказывается, тут… Шею, гад, чуть не сломал…
— Побеседовали малость, — пояснил Павел. — На лоне природы, вдалеке от придирчивых глаз. Требовалось определить некоторые моменты.
— Определил? — Михаил не испытывал никакого энтузиазма. Он знал, что в устах Бати означает «побеседовать». Невольно поискал на тезке-Мишке следы повреждений. Внешне — ничего, но это «ничего» ни о чем и не говорит.
— Что определил, то определил, да только вопросов у меня теперь больше, чем ответов.
— Положить с прибором мне на твои вопросы, — проворчал тезка-Мишка. — С новым дружком свои вопросы обсуждай, а я в ваши игры не играю. Хватит, набаловался. Верни мою волыну, шеф, и до свиданья. Прав ты был, пора нам разбегаться.
— Да погоди ты, остынь, говорю. — Павлу: — Зачем понадобилось человека трогать? Я тебе все рассказал. Чего не хватало?
— Мы с Браткой дружки ой какие старые. Не тебе, паренек, на нас катить. Ты еще в школе уроки прогуливал, когда мы с ним воевали вместе. На вопросы мои можете и положить, ежели охота, но один вопрос вас интересовать должен поболе моего.
Павел взял со стола недопитый Михаилов стакан, выплеснул остатки в таз под рукомойником, стакан сполоснул. «Ух, ты», — подумал Михаил.
Достав из шкафчика третий, Павел разлил самогон, снял со стола пустую банку, сходил в угол за новой. Похоже, он всю зиму только и делал, что готовился к курортному сезону.
— Выпьем, ребятки, нам о многом теперь помозговать придется. Ты тоже пей, — сказал Мишке, — тебе на сегодня пилотирование отменяется.
— Без отравы? — неприязненно спросил Михаил, берясь за стакан. — Зачем понадобилось меня вырубать? Руками не мог, если так уж надо, обязательно гадость сыпать?
— Руками не хотел, Братка, — вздохнул Павел. — Пейте, мужики, пейте, все чистое.