Церкви и всадники
Шрифт:
Строительство церквей (как и их защита) на протяжении всего Средневековья было показателем доброго правления, и упоминание о таких фактах, как правило, присутствует в жизнеописаниях необходимым штрихом к портрету добродетельного государя. Об основании и защите церквей королями писали многие хронисты. Так, Эйнхард упоминает о строительстве Ахенской капеллы и восстановлении разрушенных церквей и аббатств Карлом Великим [152] ; Ригор, историограф короля Филиппа-Августа, говорит о строительстве храмов французскими королями как о давней традиции [153] . Церковное строительство как важная составная часть искусства правления осознавалось не только монархами, но и другими влиятельными сеньорами. В хронике аббатства Майезе, выстроенного супружеской четой – герцогом и герцогиней Аквитании, по словам, приписываемым герцогине, строительство монастыря должно было обеспечить безопасность душ подданных подобно тому, как строительство военной крепости – их физическую безопасность [154] .
152
Историки эпохи Каролингов. М., 1999. С. 21–22.
153
Rigord. Vie de Philippe Auguste // Collection des m'emoires relatifs `a l’histoire de France / 'Ed. J. – L. – J. Bri`ere. P., 1825. P. 43–44.
154
«Восстановим же, если будет на то Божья воля, монастырь для служения Господу, да будут на то призваны строители. И, поскольку королевство и труды войны нуждаются в тебе, моей задачей станет, если ты прикажешь, заняться работами, а твоей – идти впереди смертных. Поистине, будет правильным, если в то время как ты строишь крепость подле монастыря для защиты земель, я, единая с тобою плоть, воздвигаю обитель ради спасения душ». Цит. по: Camus M. – Th. Sculpture romane du Poitou. Les grands chantiers du XI-e si`ecle. P., 1992. P. 226–227.
Такая «специализация» людей определенного круга, конечно, напрямую связана с имевшимися у них средствами и полномочиями. Однако в документах встречается другое объяснение: созидание церквей – дело избранных,
155
См.: Словарь средневековой культуры / Под ред. А.Я. Гуревича. М., 2003. С. 89 («Власть правителя». М.А. Бойцов).
Именно такой упрек содержит в себе письмо кардинала-епископа Остии Петра Дамиани Петру – «мужу, облеченному сенаторским достоинством», который по неизвестной причине остановил начатое было строительство церкви [156] . С самого начала епископ напоминает своему адресату об исключительности его положения и связанных с ним моральных обязательствах: «Зачинать что-либо есть равное добро для избранных и для неизбранных; но то, что хорошо задумано избранными, доводится ими до завершения. Ибо эти остаются твердыми в том, что начинают, а те всегда колеблются в своем непостоянстве и быстро меняют намерение» [157] . Довести до конца начатую постройку, в интерпретации Петра Дамиани, – значит подтвердить свою избранность и богоугодность своей власти, ибо подлинный «автор и созидатель этой церкви – Христос, который есть истинный царь и священник» [158] . В похожей ситуации Бернард Клервоский (знаменитый именно своей активностью в наставлениях сильных мира сего – как мирян, так и прелатов, включая папу – относительно праведного исполнения своего долга) обрушился с «тягчайшими попреками» на графа Бретани Конана, называя его «лживым» и «вероломным» за то, что граф остановил строительство цистерцианского приората, забрав назад ранее сделанные дары [159] .
156
PL. T. 144. Col. 470–472.
157
«Electorum ac reproborum commune est bona quaelibet indifferenter incipere, sed electorum est specialiter quae bene coepta sunt consummare. Isti siquidem in eo quod inchoant immobiliter perseverant: illi, dum semper inconstantiam variant, propositum velociter mutant». Ibid. Сol. 470.
158
«Hujus scilicet Ecclesiae auctor atque constructor Christus est, qui verus est rex et sacerdos». Ibid.
159
«Veniens igitur olim visitationis gratia apud Britanniam domnus Bernardus, abbas Claraevallis, ad cujus abbatiam Buzeense coenobium spectat, considerans eumdem locum non juxta promissionem, quam feceramus, constructum et aedificatum, sed pene desolatum, supramodum vehementer doluit, et me quasi perfidium et mendacem austerrissimis increpationibus redarguens, abbati ac fratribus qui ibidem morabantur ut locum relinquerent et apud Claramvallem, unde advenerant, citius redire festinarent, impetravit». Mortet II. № 18. P. 53–55.
В письме-проповеди Петра Дамиани интересны примеры, приводимые им для большей убедительности своих наставлений. Он сравнивает заказчика с Моисеем, а возведение храма ставит в параллель со строительством скинии в пустыне. Это дело признается заслугой даже более значительной, ибо «тот, кто предписал выстроить себе столь искусно сделанную скинию, зная, что она вскоре будет сломана, насколько сильнее он хочет выстроить себе церковь, которая до скончания веков пребудет нерушимой во спасение всех людей?» [160] Сравнение с Моисеем весьма показательно. В Библии строительству скинии предшествовала смута и ослепление людей, начавших поклоняться золотому тельцу (Исх. 32–40). После этого в тексте Писания созидание скинии предстает процессом восстановления и фиксации порядка в общине.
160
«Porro autem qui tanta fieri praecipiebat industria tabernaculum, quod evacuandum in proximo noverat, quanto magis sibi vult ecclesiam construi, quae usque ad finem saeculi ad salutem omnium gentium immobiliter perseverat?» Ibid.
Другой упомянутый в письме библейский герой – царь Соломон – был знаменит как создатель первого храма; но, кроме того, и как мудрый правитель, при котором избранный народ обратился к мирной жизни, обрел покой и правосудие. Не случайно царя Давида – его отца, при котором Израиль постоянно воевал, – Бог не выбрал для этой цели, хотя тот и «имел на сердце» построить храм (I Пар. 22:7; II Пар. 6:7–8).
Идея связи созидания храма с установлением мира и порядка, почерпнутая из текстов Ветхого Завета, подкрепляется в письме и назидательным примером из якобы современной адресату действительности, где речь идет о византийском императоре и его супруге. Императора постигла слепота, что обернулось не только личной бедой, но и угрозой безопасности государства. Во сне ему было откровение: он сможет исцелиться, если позаботится о церкви Св. Лаврентия. Император истолковал это как необходимость совершить паломничество в Рим, к знаменитой базилике мученика. Однако, боясь опасностей пути и одновременно непорядков в государстве за время своего отсутствия, он пошел на хитрость: объявив всем, что отправился в Рим, на самом деле плавал возле византийских берегов и через некоторое время возвратился в Константинополь. В это время императрица, рассудив, что святой Лаврентий может помочь ее мужу не только в Риме, выстроила базилику в честь мученика – и в ней возвратившийся император вновь обрел зрение [161] . Поведение императора – образец слепоты не только физической, но и политической (отправляясь в поездку, он бросает государственные дела и подданных на произвол судьбы), а также и нравственной (мучимый сомнениями и страхами, он не исполняет обета, а лишь создает видимость в глазах людей). На этом фоне деяние императрицы, в отличие от бесцельных метаний ее супруга, предстает образцом благоразумия и праведности: созидание церкви в собственном государстве восстанавливает нарушенный порядок. Именно оно приводит к благополучной развязке истории и должно послужить добрым примером для адресата Петра Дамиани.
161
«Contigit, inquit, imperatorem, cujus tamen vocabulum non tenebat, aliquando plagam caecitatis incurrere, cui nulla medicinalis industriae cura potuit subvenire. Cumque periculum hoc humano studio nullatenus potuisset evadere, aggressus est hoc apud Deum fusis precibus impetrare. Audivit itaque per somnium, quia si B. Laurentii martyris ecclesiam peteret, reparati luminis claritatem divinitus obtineret. Iturus itaque Romam offert votum, jubet parari praesto navigium, fixum statuit arripiendi protinus itineris institutum. Uxor autem dum parvulis adhuc filiis amissionem formidat imperii, dum sub regiae dignitatis occasum, dum marini discriminis metuit viro periculum, religiosae fraudis aggreditur argumentum. Dedit ergo remigibus hoc mandatum, ut nullatenus Romam recta progressione contenderent, sed per diversos portus ac littorum stationes subsistendo ac reprimendo navigium, iter tantummodo simularent. Sed dum nautae regem, ut edocti fuerant, varia locorum nomina permutando, deludunt; ac modo in anteriora procedunt, modo per sinuosos flexus atque reflexus in eadem loca, per quae processerant, relabuntur; regina, latomorum ac coementorum adhibita multitudine, augustissimam ac valde mirificam in honorem B. Laurentii construxit ecclesiam, juxta mensuram videlicet illius basilicae, quam praefatus martyr habet in ipso Romae suburbio constructam. Dicebat enim: Si datum est, ut per B. Laurentium vir meus redeat ad salutem, quidquid Deus Romae potest, et hic nihilominus potest. Sed dum hinc imperator per diversos anfractus ac stationes littorum spatiando deducitur, illinc per plurimos artifices operum basilica fabricatur; simul et fabrica mirifice decorata perficitur, et annus impletur. His igitur hoc modo peractis, praefatus princeps ad moenia Constantinopolitana reducitur, qui tamen Romam esse, sociis ita perhibentibus, arbitratur. Provisum est itaque ac diligentius accuratum, ut nulli nisi Latine loquentes assisterent, qui videlicet inquirenti Romam et B. Laurentii martyris adesse basilicam suaderent. Ad manus itaque ductus, ecclesiam imperator ingreditur, et confestim luce recepta, circumstantes sese conspicere conjugem, clientes atque domesticos admiratur». Mortet II. № 18. Сol. 472.
Сам ряд героев, выстраиваемых перед сенатором Петром, – Моисей, Соломон, императорская чета – весьма показателен: каждый раз ему предлагается сравнивать себя с кем-то из сильных мира, чье доброе правление сопряжено со строительством храма. Построенная сенатором Петром церковь должна послужить «во спасение всех людей». Значимость этого деяния, подобно действиям Моисея и Соломона, связывается с долгом человека, облеченного властью, то есть с его ответственностью за подданных.
Созидание церкви сопряжено и с непосредственной организацией людей, созданием связанной с храмом общины (монастырской, приходской). Эта связь подспудно подразумевается в любом повествовании о строительстве церкви; иногда она бывает выражена эксплицитно. Так, ее можно уловить в одном из знаменитых посланий Элоизы к Абеляру, ее бывшему мужу и основателю церкви, посвященной духу-утешителю (Параклету). Элоиза на момент написания письма была настоятельницей Параклета, обращенного к этому времени в монастырь. Помимо постройки церкви Элоиза приписывает Абеляру и «строительство» монашеской общины: «Ты единственный после Бога основатель (fundator) этого места, единственный строитель (constructor) его молельни, единственный созидатель (aedificator) его общины. Ты ничего здесь не создал на чужом основании. Все, что здесь есть, – твое творение» [162] . Параклет был основан Абеляром в лесах близ Труа в годы его отшельничества, а затем передан Элоизе и группе монахинь после изгнания их из Аржантейя [163] . Создание новых монастырей отшельниками было знамением времени, таковы – из наиболее известных и, несомненно, знакомых Элоизе – основанные в конце XI в. и ставшие центрами новых орденов Сито Роберта Молемского, Гранд-Шартрез Бруно Кельнского и Грандмонт Этьена де Мюре. Во всех случаях основатель ордена поначалу с горсткой единомышленников выстраивал новое здание церкви, одновременно продумывая и устанавливая новый порядок монастыря. Процессы строительства церкви и созидания общины происходили одновременно; Элоиза в своем панегирике Абеляру также недвусмысленно увязывает их воедино, называя «творением» Абеляра не только церковь, но и общину, созидательная функция в отношении которых обозначена синонимами (aedificator, constructor). По всей видимости, Элоиза преувеличивает роль Абеляра, пытаясь представить его аббатом-основателем Параклета и навязать ему активное попечение об общине (ее упреки в недостатке пастырской заботы [164] , просьба о написании устава [165] –
162
«Huius quippe loci tu post Deum solus es fundator, solus huius oratorii constructor, solus huius congregationis ediflicator. Nichil hic super alienum edificasti fundamentum. Totum quod hic est, tua creatio est». PL. T. 178. Col. 183.
163
Их оттуда выгнал аббат Сугерий, доказавший права Сен-Дени на владение этим монастырем См.: Петр Абеляр. История моих бедствий. М., 1959. С. 52.
164
«Сейчас, у себя в обители, ты ухаживаешь за виноградником, который насадил не ты и который приносит тебе одни лишь скорби, ибо советы твои не приносят должного плода и наставления твои лишь сотрясают воздух. Однако ты неуклонно продолжаешь заботиться о чужом винограднике. Вспомни же о том, сколько заботы и ухода должен ты своему народу. Ты учишь народ жестоковыйный, не видя плода трудов своих, и мечешь драгоценный бисер даров твоих перед свиньями. Однако ты жертвуешь своим временем и силами ради упрямых. Вспомни же о том, сколько должен ты послушным. Ты спасаешь врагов своих – вспомни о том, сколько должен ты верным дочерям» (PL. T. 178. Col. 184. Цит. в пер. В.А. Заславского).
165
PL. T. 178. Col. 213.
166
Петр Абеляр. Указ. соч. С. 52–53.
167
«…coepit Radulphus monachus sancti Jovini suos et sua loca instruere» (Crozet. № 126. P. 32).
168
«primus fundator huius coenobii» (Hirschmann F.G. Abb'es r'eformateurs, abb'es constructeurs – quelques pr'ecurseurs et contemporains de Suger // Suger en question / 'Ed. R. Grosse. P., M"unchen, 2004. P. 29).
Разрушение храма вело к слому установленного порядка, что угрожало нарушением жизни вплоть до утраты целостности самой общины. Не случайно факты пожаров и разорения церквей – как и их перестройки, и основания новых храмов – регулярно встречаются в средневековых хрониках. Такие события маркируют важный этап в жизни общества, организующий или дезорганизующий, тем более важный, чем крупнее упоминаемая церковь. Эта значимость вполне ощутима в рассказе Гервасия Кентерберийского о пожаре и восстановлении Кентерберийского собора, где эмоционально и с массой подробностей описывается само несчастье; состояние разрухи, в котором оказалось как здание, так и община; постепенный процесс восстановления [169] . Похожим образом в хронике аббатства Сен-Трон рассказывается о пожаре в монастыре и его последующем восстановлении аббатом Тьерри, который вместе с постройкой новых зданий обновил и порядки аббатства [170] .
169
Holt E. A documentary History of Art. Princeton, 1982. Vol. 1. P. 51–62.
170
Mortet II. P. 1–3.
Таким образом, строительство храма, по сообщениям средневековых свидетельств, не ограничивалось зданием, будучи сопряженным с выстраиванием, продумыванием общественного организма. Это согласуется с упомянутой выше трактовкой самого понятия церкви не только как здания, но и как сообщества верующих, а также с осмыслением «созидательных» терминов, в которых деятельность заказчика предстает как процесс организации и наставления людей. Смысловая связь в данном случае была не метафорической, она существовала в действительности. Люди, собиравшиеся вокруг того или иного храма (приход, диоцез, монашеская община), которые без этого представляли бы собой неуспокоенную человеческую стихию, с появлением церкви становились общностью, объединенной магистральными ценностными установками, правилами поведения, системой членения времени и собственно церковным пространством, где все они регулярно собирались на мессу.
Строительство церкви как упорядочение внутреннего мира
Созидание церкви в рамках христианской системы нравственности являлось, конечно же, благим делом, способствующим прощению прегрешений и спасению души. Поэтому строительство многих храмов было обусловлено покаянными обетами заказчиков или наложенной на них епитимьей [171] ; немало церквей выстроено людьми, вернувшимися из паломнических путешествий [172] , в память о свершившемся нравственном очищении и одновременно для закрепления его результатов. В документах рассказ о строительстве церкви (в нарративных источниках) или даже краткое сообщение об этом факте (в грамотах) часто увязывается с темой морального совершенствования заказчика.
171
Так, мирянин Готье ради прощения ущерба, причиненного им аббатству Сен-Максен, подарил последнему одну из своих церквей, одновременно пообещав ее реконструировать: выстроить в ней новый алтарь, посвященный святому патрону монастыря, и пристроить монашеские кельи, превратив таким образом церковь в приорат (Crozet. № 79. P. 21); монастырь Монтьернеф построен герцогом Ги-Жоффруа в покаяние, для прощения своих грехов: «Sed cum horum omnium diceretur patronus et esset, voluit tamen sibi peculiare propriumque construere quod in suorum peccatorum esset redemption» (Montierneuf. P. 428).
172
См.: Cart. Cyprien. P. 136; Mortet I. № 29. P. 107–108; № 35. P. 123–125 (во всех случаях речь идет о строительстве церкви Гроба Господня после паломничества в Святую Землю).
Глагол aedificare мог применяться и в отношении процесса внутреннего совершенствования – aedificatio animi, «выстраивание» души [173] . Этот процесс нередко сравнивался с возведением храма, причем метафора работала как в одну, так и в другую сторону: нравственный рост осмысливался через описание строительства церкви, а фактическое строительство воспринималось как духовное созидание.
Строительство как метафора, определяющая сознательное внутреннее преобразование человека, встречается еще в евангельских текстах. Воспринятое и усвоенное учение Христа сравнивается с домом, выстроенным на надежном основании: «Итак, всякого, кто слушает слова Мои сии и исполняет их, уподоблю мужу благоразумному, который построил дом свой на камне. И пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и устремились на дом тот, и он не упал, потому что был основан на камне» (Мф. 7:24–27; Лк. 6:47–49). Идет ли разговор о духовном бдении, чистоте помыслов, стойкости – речи Иисуса, передаваемые евангельскими текстами, изобилуют образами «дома», который следует держать в порядке, который должен не пустовать и иметь надежного привратника при отлучке хозяина (Мф. 24:42; 12:43–44; Лк. 11:24–26). Строительство здания, уход за ним, поддержание в нем мира и жизни намечены в Евангелии как действенная метафора внутреннего состояния человека, духовного «выстраивания» себя и сохранения нравственной чистоты и стойкости; эта линия была затем продолжена и развита в церковных сочинениях о морали. Такова раннехристианская поэма «Психомахия» Аврелия Пруденция – произведение, сохранявшее большую популярность на протяжении всего Средневековья. Душевные преобразования там представлены в виде серии поединков Пороков и Добродетелей, а в конце баталии победившие Добродетели возводят храм души [174] . Строительными метафорами в XII в. пользовался знаменитый философ и богослов Гуго Сен-Викторский (например, в сочинении «О Ноевом ковчеге нравственности» [175] ), автор ученых трактатов Гуго из Фольето («О монастыре души» [176] ). Вообще метафора строительства, постепенного преобразования бесформенной материи в законченное произведение хорошо подходила для проявления и описания внутренней душевной и интеллектуальной работы, выстраивания личности. В «Дидаскаликоне» Гуго Сен-Викторский использует ее для описания абстрактных категорий сознания – в частности, для объяснения разницы между историческим и аллегорическим планом мысли. Строительные ассоциации доходят до весьма детального описания действий мастера-строителя, в котором, возможно, оказались запечатлены наблюдения за реально производимыми работами [177] .
173
См.: Du Cange. Glossarium mediae et ifimae latinitatis (Aedificare; Aedificatio; Aedificator). T. 1. P., 1840. P. 115 (Ibid. T. 2. P., 1842. P. 557).
174
PL. T. 60. Col. 68–90.
175
PL. T. 176. Col. 618–680.
176
PL. T. 176. Col. 1017–1183.
177
«Взгляни, как поступает каменщик. Когда фундамент воздвигнут, он вытягивает свою бечевку по прямой линии, устанавливает отвес, и затем, один за другим, он укладывает в ряд тщательно обтесанные камни. Затем ему надобны другие камни, и еще другие, и если случайно какие-нибудь из них не подойдут к установленному размеру, он берет напильник, обтачивает выступающие части, сглаживает шероховатые поверхности, убирает ненужное, приводит камень к нужной форме и затем присоединяет его к остальным камням, уложенным в ряд… Фундамент находится в земле, и он вовсе не всегда складывается из тонко обтесанных камней. Но наружное сооружение подымается над землей, и для него потребны тонкие пропорции… Немалую важность имеет и то, что первый ряд камней, положенный на фундаменте, укладывается на одном уровне с натянутой бечевой, ведь это те камни, на которых покоится вес всех остальных, и все они подгоняются по первому ряду. Ибо он составляет как бы второй фундамент и основание для всей постройки» (Hugo de S. Victore. Eruditio didascalica // PL. Vol. 176. Col. 802. Цит. по: Муратова К.М. Мастера французской готики XII–XIII вв. М., 1988).