Цесаревич Вася
Шрифт:
— Я попал! Господа, я в него попал! — прапорщик Куликовский лупит из ручного пулемёта через разбитый иллюминатор и восторженно орёт. — Он падает!
Вася его не слушал. Если хочется человеку верить в возможность сбить дирижабль из ручного пулемёта, пусть верит на доброе здоровье, пока оно ещё остаётся добрым. Сам он уже бежал к умолкшей огневой точке, прилепившейся слева от штурманской кабины.
Но не добежал, потому что его тут же перехватил командир роты:
— Ты куда?
— К скорострелкам!
— К херам пушки! Составляем круг, пока нам всю
В егерской роте восемь офицеров — четверо взводных, командир с заместителем, ротный целитель в звании поручика, да батюшка Михаил, имеющий чин прапорщика по адмиралтейству. Каким образом он оказался в лейб-гвардии, скромный священник умалчивал.
У нижегородских драгун офицеров больше, так как тяжёлая штурмовая пехота в боях может понести несравнимые с другими родами войск потери, и дублирование предусмотрено уставами. Даже ротных священников двое, и как раз один из них возглавил круг одарённых.
— Дайте мне свою силу, братие! И трындец супостату во славу божию!
Красному ещё не приходилось участвовать в составлении магического круга, но теорию он изучил хорошо. Там ничего сложного нет — энергия передаётся от самого слабого одарённого к самому сильному, увеличиваясь при этом в геометрической прогрессии, а потом направляется на противника. Просто и незатейливо… с непредсказуемыми последствиями для участников. Именно поэтому в цивилизованных странах предпочитают не прибегать к этой методе, считая её варварским оружием последнего шанса. Кому хочется рисковать жизнью? Не проще ли бросить в мясорубку лишнюю сотню тысяч гуркхов, сипаев, спаги и прочего колониального отребья? У короля много! И у парламента много, и у сената, и у генеральных штатов, и даже у президентов.
В гимназии Красного учили передавать силу другому человеку. Точнее не так, её нужно направить на всех сразу, и она сама… Да какого чёрта?
Вася вдруг заметил удивление на лице драгунского священника, а в следующий момент почувствовал вливающуюся в него энергию. А потом и увидел её в виде плотного тумана ярко-алого цвета. Тумана, в котором мелькали невозмутимые лица братьев-бандитов и Гонконга, какие-то кланяющиеся индусы, знакомая гнусная ухмылка ирландского происхождения… И запах когда-то сгоревших на кострах людей стал до того осязаемым, что его можно было потрогать руками.
«- Врежь им, патрон!»
«- Отправь их на перерождение, сахиб!»
«- Мы повесим их закопчённые головы на самой высокой пальме!»
«- Помочись на их могилы, господин!»
Голоса в голове кричали, требовали, просили, советовали, а тени услужливо тыкали пальцами в нужных направлениях, подсвечивая ставшие видимые прямо сквозь обшивку дирижабля цели языками чёрного пламени.
— Да чтоб вас всех… — Василий отпустил скопившуюся энергию, и тени рванули ей вслед, повизгивая от предвкушения. — Господа, а что за херня происходит?
Никто не ответил. Драгунский священник молча поднял упавшую бутылку с остатками рома и в два шумных глотка опустошил её. Даже бортовые скорострелки замолчали, и пулемёты притихли. Капитан Ротмистров, упавший на колени после разрыва магического круга, помотал головой и на четвереньках направился к разбитому иллюминатору, отбросив с дороги потерянный прапорщиком Куликовским ручной пулемёт.
— Я бы тоже хотел знать, что это было, — ротный первым нарушил молчание. — Но красиво, мать их…
Вася тоже решил поинтересоваться результатами энергетической атаки, а заодно полюбопытствовать, почему перестали стрелять пушки и пулемёты. Но не пошёл к иллюминатору, решив удовольствоваться дырой в обшивке. Увиденное удивило и где-то даже порадовало — дирижабли с китайскими императорскими драконами прямо на глазах таяли, превращаясь в облачка разноцветной лёгкой пыли, из которой ветер формировал замысловатые и не совсем приличные фигуры.
После появления очередной такой фигуры отец Михаил, тот, что прапорщик по адмиралтейству, перекрестился и с укоризной, но смешанной с лёгкой завистью, сказал:
— Ну зачем вы так, господин подпоручик? А если с земли дети смотрят?
— Это не я! Это они сами! — Вася смущённо отвернулся от пробоины, уступив место прапорщику Куликовскому. — И вообще, может быть, это проявляются их потаённые желания. Посмертно, так сказать.
— Не прибедняйся, подпоручик, — командир нижегородских драгун устоял на ногах, но выглядел слегка помятым. — Мы же видели, кому всё уходит. Кстати, а что там?
— Военно-воздушная порнография с уклоном в некрофилию, — ответил Ротмистров.
— А китайцы?
— Нет больше китайцев.
— А наши летуны?
— Нужно смотреть, — капитан с неохотой оторвался от захватывающего зрелища. — Ты со мной?
— Ага, — кивнул Жуков. — И героя нашего с собой возьмём. Мы будем летунов держать, а он рыло чистить.
— Разрешите и мне, господин капитан? — во взгляде прапорщика Куликовского читалась обида в неверие его способности дать кому-нибудь в морду.
— А пулемёт кто чистить будет? Кстати, где вы его взяли, Апполинарий Григорьевич?
— Семейный дар, Павел Алексеевич. Четыре поколения Куликовских могут призывать одну единицу огнестрельного оружия в трудный момент.
— А потом? — заинтересовался Ротмистров.
— А ничего потом, — пожал плечами прапорщик. — Призванное оружие остаётся. У него, правда, номеров нет, и… У моего прадеда в коллекции семьдесят два литтихских штуцера образца тысяча восемьсот сорок третьего года.
— И все нечищеные? Займитесь оружием, Апполинарий Григорьевич.
В рубке всё не так печально, как думалось, но хуже, чем хотелось бы. Летуны прозевали первый удар, и вражеские снаряды разнесли всё. Это обшивку баллонетов с газом пробить невозможно, остальное же рассчитано на энергетическую защиту экипажем, что в принципе, является разумной экономией — дирижабли неторопливы, и всегда есть время подготовиться к бою настоящим образом. Тем более воздушные гиганты редко сходятся в прямом противостоянии, и такие случаи можно пересчитать по пальцам одной руки. Сегодня придётся задействовать вторую руку.