Цесаревич Вася
Шрифт:
– Не извольте беспокоиться, Иван Георгиевич. Как только подживут ожоги…
– Обратитесь к целителям.
– Чтобы они тут же доложили о магическом происхождении повреждений в жандармерию? – попытался усмехнуться Азеф. – Чёртов Меер, и как его угораздило взорваться в самый неподходящий момент?
Подполковник с сочувствием покивал, но мысленно сделал пометку, что господин Азеф тоже не любит оставлять в живых свидетелей и подельников. Похвальная черта характера!
– И ещё, Евгений Филиппович…
–
– Вас не затруднит просьба оставить меня наедине с этим юношей?
– Конечно, мистер Джонсон, – ухмыльнулся Азеф и скривился от боли. – Меньше знаю, крепче сплю. Только после изрядного количества влитой в него опиумной настойки он вряд ли сможет сказать что-нибудь интересное.
Гимназист и в самом деле производил впечатление человека не от мира сего. За всё это время он не произнёс ни единого слова и смотрел пустыми глазами в одну точку. Впрочем, так даже удобнее его перевозить, а уж в Лондоне найдутся люди, способные заставить говорить даже египетскую мумию.
– И всё же, господин Азеф, оставьте нас.
– Увидимся в Англии, мистер Джонсон!
– Очень надеюсь на это, Евно Фишелевич.
Подполковник проводил Азефа до дверей снятой на несколько дней квартиры, запер за ним четыре замка и взялся за телефон. Набрал номер, дождался ответа и нажал клавишу на лицевой панели аппарата – теперь любой желающий подслушать разговор может насладиться Сороковой симфонией Моцарта в исполнении оркестра балалаечников села Холуй Владимирской губернии.
– Генрих Григорьевич? Здравствуй, дорогой мой, это Жабокритский беспокоит.
– …
– Нет, Генрих Григорьевич, это подождёт. Вот вернусь из Стокгольма…
– …
– Да, вы правы, каюта первого класса и отсутствие интереса к моему багажу. Хотелось бы уже сегодня вечером…
– …
– Генрих Григорьевич, неужели ваше всесильное ведомство не сможет организовать уважительную причину, по которой кто-нибудь откажется от поездки? Вот никогда в это не поверю.
– …
– Помилуйте, Генрих Григорьевич, я вас очень ценю, но умерьте аппетит!
– …
– Вот умеете же вы уговаривать, Генрих Григорьевич!
Положив трубку на место, подполковник услышал за спиной неясный шум, напоминающий шелест опадающих осенних листьев, резко обернулся и понял, что это был звук вдребезги разбивающихся надежд на награды, повышения и собственный кабинет на набережной Принца Альберта. Гимназист исчез, только стянутые хитрыми узлами верёвки остались лежать на толстом ковре.
– Потроха святого Георгия, что происходит и как это могло случиться?
Верёвки с ковра не ответили. Они вообще не умели говорить.
Стюарт Мензис помотал головой, будто это могло хоть как-то помочь, и снова взялся за трубку телефона:
– Григорий Иванович?
– …
– Слушай, Григорий Иванович, у меня на втором складе рыба протухла.
– …
– Да, та самая, пряного посола. Буду очень благодарен, если пришлёшь кого-нибудь вывезти тухлятину на свалку.
– …
– Огромное спасибо за понимание, Григорий Иванович!
По Забалканскому проспекту шёл прилично одетый человек. Бобровая шапка надвинута на самые брови, лицо замотано шарфом… видимо, господин приехал из тёплых краёв и никак не привыкнет к выкрутасам столичной погоды. Торопится куда-то.
Из остановившегося автомобиля по солидному господину хлестнули свинцовыми струями сразу два новомодных американских пистолета-пулемёта Томпсона. И какой энергетический щит выдержит попадание сразу сотни пуль?
Евно Фишелевич Азеф уже никуда не торопился…
Бывшая прима-балерина Большого петербуржского театра Луиза Балетта, оставшаяся после Октябрьской Реставрации без работы и средств к существованию, жила за счёт подработок, подобных сегодняшней. И неплохо жила! Душка Евно честно заплатил двадцать тысяч рублей, а при должной экономии этих денег вполне хватит на пару лет.
Стук в дверь раздался в тот момент, когда Луиза избавлялась от грима и подушек под одеждой.
– Открыто! Кого там черти принесли?
Вместо ответа прилетела пуля, снёсшая бывшей приме-балерине половину головы.
Студент-путеец, заскочивший в тёмный переулок оросить облезлые стены отнюдь не живительной влагой, выскочил оттуда с выпученными глазами:
– Господа, там городовой в луже крови! Вызовите полицию, господа!
Директор и владелец таксомоторного парка «Юбер» орал на главного механика и топал ногами:
– Что значит, три машины вдребезги? Вы понимаете, какой это урон для репутации?
– Карл Фридрихович, я уже телефонировал в страховое общество, и они заверили…
– Я не про деньги, Модест Витольдович! Три погибших шоффэра за один день – чертовски плохая примета!
Бритый наголо мужчина средних лет, отдалённо напоминающий чистильщика обуви у входа в Главный военный госпиталь имени Даши Севастопольской, поправил элегантный галстук и подмигнул своему отражению в зеркале:
– Вы славно поработали, Григорий Иванович.
И сам себе ответил:
– Несомненно, Григорий Иванович.
– И заслужили длительный отпуск?
– И снова вы правы.
– Тогда едем к тёплому морю?
– Вы читаете мои мысли, Григорий Иванович!
– Знаю одно местечко…
Бритый наголо мужчина ещё раз подмигнул своему отражению и принялся одеваться, напевая модную в этом сезоне песенку:
– «Шаланды, полные кефали, в Одессу Костя приводил…»
Генерал-лейтенант говорил мягко и вежливо, но это была мягкость сидящего в засаде тигра и вежливость приступившего к трапезе крокодила: