Цесаревич

Старый Денис

Больше двух с половиной месяцев прошло с момента отбытия военно-торгового корабля «Афанасий Никитин» из порта в Ревеле, так как именно туда загодя перебазировались все корабли экспедиции. Сделано это было и для того, чтобы еще раз проверить корабли, сделать последние ремонты. Ну и была еще одна причина в выборе Ревеля — льды. Этот город позже покрывался льдом, чем это происходило в Петербурге.

Из Ревеля большая эскадра груженных под завязку кораблей отправилась в Киль, где подбирала еще два фрегата. И этот громадный, для мирного времени, флот устремился к датским проливам, которые, вопреки опасениям, не принесли неприятностей. Но все и всегда гладко не бывает и уже у берегов Англии двум шлюпам и одному фрегату

пришлось останавливаться в английских портах на ремонт. Не самый сильный шторм повредил и другие корабли, но не критично, чтобы останавливаться больше, чем на две недели. Предполагалось, что отставшие корабли последуют следом и нагонят экспедицию в районе мыса Доброй Надежды [Самая южная точка африканского континента].

В дальнейшем корабли шли вдоль африканского берега, чуть ли не каботажным способом, три раза приставая к английским факториям на континенте. Были даже попытки перекупить русские корабли, чтобы на них отвезти черных рабов, так как работорговцы не успевали выполнить заказ североамериканских колоний на прямоходящий товар. Тяжело пришлось эскадре только при выходе в Индийский океан, тогда ветра были не стабильными, и приходилось часто менять паруса, да и делать это под проливным дождем — результат два человека на «Афанасии Никитине» сорвались в море и насмерть, не успели спасти. Один с грот-мачты, второй сорвался в воду с бушприта. Это были первые потери, что крайне странно, так как ни один человек, ни из команды, ни из колонистов не умер и даже никто серьезно не заболел — медикусы цесаревича трудились и днем и ночью. Как узнал Овцын, прибыток в серебре каждого медикуса, зависит от количества умерших моряков и колонистов. Вот они и стараются, следят за пищей, постепенно увеличивают количество потребляемой квашеной капусты с клюквой, заставляют есть чеснок и лук, всегда проверяют воду, наливают напиток из шиповника и лимона.

— По правому борту вижу три паруса! — прокричал впередсмотрящий.

— Ну, и чего кричишь, мы оторвались вперед, вот и нагоняют остальные корабли. Что, не видно Андреевского стяга? — вальяжно, с ленцой отвечал мичман Сергей Иванович Зейский — представитель последнего выпуска роты гардемаринов.

— Так и нет, Ваш Бродь, стяга то, тряпку черную корабли имают, — прокричал с гнезда на грот-мачте наблюдатель.

Зейский сморщился от выговора матроса, Сергей Иванович, несмотря на свои еще незрелые годы — только восемнадцать лет, да и не самое лучшее образование, считал себя человеком Просвещения и любил критиковать младшие чины за их выговор.

— Как черная? — вдруг встрепенулся мичман, до которого не сразу дошел смысл сказанного. — Тревога, бейте в корабельный колокол.

Страх охватил Сергея Зейского — морской бой самый страшный, вокруг только море, а мичман, в чем никогда не признавался, даже не умел плавать.

— Мичман, в чем дело? — на палубу ворвался капитан второго ранга Овцын.

— Пираты, — в нарушении Устава, сказал Зейский.

На корабле началась суета, команды капитана находили мало отклика, матросы бегали, офицеры часто стояли, словно статуи — не один Сергей Иванович оказался скованным страхом, много было на корабле неопытных гардемаринов.

— Бога душу мать, якорь вам в седалище… — ругался капитан, уже достав шпицрутен, чтобы ударами заставить прийти в себя команду.

— Ваше высокоблагородие, — к Дмитрию Леонтьевичу Овцыну подошел мужик.

Нет, мужиком этот боец был ровно до объявления тревоги, сейчас перед капитаном стоял казак.

— Представьтесь, — потребовал Овцын.

— Сотник пластунов-лазутчиков Платон Конкин, — сказал казак, а у капитана внутри кипела ярость.

Кто такой капитан? Царь и Бог на судне. Он должен знать все и обо всех. Еще пять минут назад Дмитрий Леонтьевич был уверен, что перевозит колонистов, пусть и немого странных, жилистых да боевитых. А

тут воно как — на корабле лучшие из казачества, о ком уже легенды слагают. Должен был Овцын настоять и поинтересоваться у пассажиров их имуществом, которое досмотрено не было из-за распорядителя цесаревича, что инспектировал корабль перед отбытием.

— Что Вы можете предложить? — Овцын решил не нагнетать и так волнительную ситуацию.

— Сто казаков, из которых двадцать пять владеют штуцерами и могут выбивать неприятельских офицеров до семисот шагов. Обучены подлым ухваткам, и бою в тесных условиях, — докладывал Конкин.

— Вы предлагаете довести дело до абордажа? — удивился капитан.

— Так точно, Ваше Высокоблагородие! — четко ответил казак.

— Согласуйтесь с ротмистром Гансом Миллером, но я планирую маневрировать и уходить на Запад, чтобы соединиться с иными кораблями и уже тогда превратиться из дичи в охотника, — сказал капитан и лично пошел делать «внушения» молодым мичманам.

Пять часов шли игры в «кошки-мышки», пока к «Афанасию Никитину» не подошел линейный корабль «Голштиния» и фрегат «Дмитрий Донской». Можно было давать бой, но и пираты пополнились еще двумя фрегатами и по общей огневой мощи все еще превосходили русские корабли, не стоило сомневаться и в выучке каперов, явно бывших военных. По крайней мере, вражеские вымпелы показывали отличную навигацию, нагоняя русский корабль.

— Нам придется развернуться и дать бой ближайшему фрегату, или через полчаса неприятель настигнет корабль в невыгодной для нас позиции. Готовьтесь господа — это будет сложный бой. Помощь идет — на горизонте появились еще паруса и это наши, но поспешай мы на соединение, и будем перерезаны двумя фрегатами неприятеля и взяты с кольцо. «Голштиния» с «Дмитрием Донским» не успевает к нам, и идут на сближение с двумя оставшимися кораблями пиратов. Вот и выходит нам или с тремя фрегатами биться, или подловить один и быстро его победить, — Дмитрий Леонтьевич замолчал, он сам не был до конца уверен в своих решениях, это первый его действительный морской бой.

Много морей и рек отходил Овцын, но стрелять приходилось очень редко.

«Афанасий Никитин» развернулся правым бортом к находившемуся рядом фрегату неприятеля, уже слышались выкрики на английском языке. Выстрела не прозвучало, русский корабль предлагал себя в качестве приза, ну или выражал желание сразиться в рукопашном бою. Овцын доверился казакам, которые уверяли в успехе именно абордажного боя. Понимал он, что и пираты позарятся на такой дорогой подарок, как торгово-военное судно, стоимостью как полтора линкоров.

Каперы выстрелили лишь пятью пушками и картечью, больше для острастки, призывая к сдаче. И хорошо попали — сразу же убив до десяти русских моряков и трех казаков. Слаженный выстрел казаков из штуцеров был неожиданным — еще оставалось шестьсот метров до противника. Да, говорил сотник, что их штуцеры так далеко бьют, но эти слова казались больше бахвальством.

Англичане, уже изготовившись к сцепке кораблей, также не ожидали выстрелов, но сразу же зашевелились, изготавливаясь дать залп с левого борта, проворачивая для этого свой корабль. Вот только «Афанасий Никитин» делал кроссинг-Т. То есть русский корабль был готов открыть огонь со всех своих орудий в, только разворачивающееся для выстрелов, неприятельское корыто.

Так и произошло. И пусть эффект вряд ли можно было назвать сокрушающим, но ряд орудий противника уже были выключены из боя, получив свои попадания. Целились казаки именно по обслуге вражеской артиллерии.

Стреляли штуцеры, к ним присоединялись уже и фузеи роты Миллера, англичане сделали свой залп, но из неудобной позиции в пол разворота. Противники ждали абордажа.

Полетели кошки, сцепляя корабли, доставались лестницы и доски, особо лихие наглы, уже перепрыгивали или перелетали на канатах на русский корабль.