ЧАО — победитель волшебников (сборник)
Шрифт:
Посетителей здесь почти не было. Робот, принимавший телеграммы, также похожий на человека, как и Гуль, встретил меня любезно и выразил готовность всемерно помочь.
— Я бы хотел знать график дежурств ваших сотрудников,- попросил я.
— Я раб здон бес и без перов на од,- ответил Телеграф сокращенно и добавил:- Мут впит от се…
— Если нетрудно, расшифруйте,- попросил я.
— Пора привыкать,- посоветовал Телеграф.-Скоро все перейдем на телеграфный язык, чтобы экономить время,-гулко хохотнул:- Ха-ха-ха… Я же сказал вам просто и понятно: «Я работаю здесь один бессменно и без перерывов на обед…» — И еще что-то добавили…
— «Мы тут все питаемся от сети…» — Теперь понятно. Не помните ли вы…
— Да, помню! Я помню даже то, чего вовсе не было и уж, конечно, не бу…
— Прекра… Недавно мой друг Аинька… -…отправлял телеграмму своему приятелю 344000.
— Да-да! Я именно это имел в виду. Мне бы хотелось знать, где он сейчас.
— Где-то в столице Королевства Восемью Восемь. Там -сейчас все.
— Обларю ва вочпоне…
— Пожа, пожа,- ответил Телеграф, и мы расстались, как пишут в газетах, «при полном взаимопонимании».
3
Королевство Восемью Восемь…
Это самое обширное из всех когда-либо бывших в истории, самое чудесное й свободное. Все остальные троны расшатывались и рушились, а этот лишь укреплялся и украшался со дня его возникновения.
Это единственное королевство, которое не имеет границ: его владения — под водой и в космосе, в пещерах и на вершинах гор, в походных палатках и во Дворцах культуры, в железнодорожных поездах и в рейсовых самолетах.
С каждым днем растет число желающих стать его подданными; дети и взрослые, мужчины и женщины, говорящие на разных языках, черные и белые, желтые и краснокожие — все, кто научился играть в шахматы, немедленно становятся полноправными жителями этого королевства.
Мудрецы и простые смертные спорят, что такое шахматы. Наука? Спорт? Искусство? А мне думается, сколько спорщиков — столько и ответов. Ведь в шахматах есть все, кроме зла: соперничество сил, отличающее спорт; анализ и расчет, свойственные науке; вместе с тем это искусство создавать сложнейшие и остроумные комбинации с помощью нескольких простых фигур, это свободный полет мысли, хотя и ограниченный строгими и нерушимыми правилами. Однако, не будь этих правил, исчезли бы все возможности к действию, потому что правила есть верная опора сильному и умелому.
Короче говоря, каждый найдет в шахматах то, что пожелает, спорь не спорь…
И все же у каждого свои представления о вещах, особенно спорных. «Ну какой же это спорт?- спрашиваю я себя и тут же отвечаю:- Никакой!» — «Ну какая же это наука?- говорю я сам себе и отвечаю:-Никакая».- «Искусство?» — «Строго говоря, тоже — нет…» Для меня шахматы — это Игра!
Есть спортивные игры, позволяющие человеку как бы окунуться в саму природу и освежиться физически; есть азартные, порожденные нелегкой историей жизни людей, а есть интеллектуальные: они дают возможность приятно взволновать ум, душу человека, подвергнуть испытаниям его характер — испытаниям трудным, но дружеским и потому неопасным.
В конце концов, моя:*эт быть, игра есть нечто такое, что находится на стыке между живым и неживым. Научи камень играть во что угодно — и он оживет; лиши человека потребности в игре — и он окаменеет.
Так вот шахматы — это игра в самом ее высоком, всеобъемлющем проявлении, это работа мысли на открытом воздухе! На виду у всех…
4
Я вновь у входа в столицу Королевства Восемью Восемь, где живет обаятельная покровительница шахмат, вечно молодая Каисса. Те же шахматные кони, высеченные из скал по краям ущелья. Та же говорливая речка. Но нет почему-то былого веселого оживления…
Деловито сновали хмурые, усталые люди. Мимо пронесли носилки с больными или ранеными. Я в нерешительности топтался на месте, пока позади не раздались нетерпеливые голоса:
— Вы стоите, как у окна…
— Видите — узкий проход.
— Или туда, или сюда…
— Так вы попадете в цейтнот!
Растерянно оглядываясь, я пошел вперед, увлекаемый несколькими молодыми людьми.
— Куда вы торопитесь?- спросил я их.
— А… так вы не знаете…- извиняющим тоном произнес один юный бородач.- Там,- он кивнул в сторону резиденции Каиссы,- проводится турнир шахматных машин.
— Теперь и автоматы соревнуются между собой,-иронически произнес другой.
— Сегодня объявят имя победителя,- сказал третий.
— А Каисса разрешила?
— Что же ей остается делать, если даже среди живых шахматистов появилась уйма автоматов? Они не столько играют, сколько считают каждый ход во имя победы любой ценой.
На центральной площади, у гигантских демонстрационных досок, стояла огромная толпа, от которой веяло теплом и глухим рокотом.
Я свернул вправо и вскоре, следуя за носилками, которые почти бегом несли санитары, и машинами «скорой помощи», подошел к почти прозрачному корпусу поликлиники.
Никто не задерживал ни меня, ни других, тоже любопытных или больных, и я беспрепятственно вошел в зал, где врачи в белых халатах бегло осматривали тех, кто пришел своим ходом, тут же назначая им лечение, и тщательно выстукивали тех, кого доставили на носилках.
Часть из них сгрудилась возле стола, на котором лежал человек неопределенного возраста, высохший, мертвенно- бледный, с потухшим взором и глубоко впавшими щеками. Губы его слабо и беззвучно шевелились, а на теле виднелась розовая сыпь в виде точек и тире.
— Скажите, что тут происходит?- спросил я молодую медсестру.
— Это «арифметики»,- охотно пояснила она,- те, что подменяют игру в шахматы одними расчетами. Их мозговые извилины совсем забросаны числами… А вот тот, что на столе… рассчитал в прошлом году свою партию на семьдесят два хода вперед и так застрял на этом, что никому до сих пор не удается вернуть его обратно ни на один ход! Теперь его посмотрит сама Каисса…
— Так ее величество прибудет сюда?
— Она уже здесь…
Тут я заметил, что все стихли и повернулись к входу, и увидел Каиссу, легкую и стройную, направляющуюся к операционному столу. Несмотря на постоянную озабоченность и загруженность, она была, как и при моем знакомстве с ней, мила и внимательна.