Чара силы
Шрифт:
Она стояла так близко, что Велес чувствовал ее участившееся дыхание. Нежные руки чародейки скользнули на его талию, и он сам задержал вздох, услышав ее зазывный смешок.
— О, да ты и в самом деле настоящий мужчина! — Марена коснулась его высокой грудью. Она запрокинула голову, ища его глаза.
Ее близость и дыхание волновали его, и Велес сам тяжело опустил руки на податливые женские плечи.
Марена тут же прилипла к нему, прижалась всем телом.
— Но твой муж?.. — попробовал остановить ее Велес.
— Кощей? — Глаза
— Я говорю о Дажде!
— А что он тебе?
— Он же не умер! Что будет, если он освободится и узнает, что в его отсутствие проделывает жена?
Марена рассмеялась в голос. Ловкие пальцы ее тем временем осторожно скользнули к узлу на гашнике Велеса.
— Даждь никогда не освободится, — прошептала она, — а Кощей ничего не сделает ни мне, ни тебе.
Велес не мог больше терпеть и прижал женщину к стене. Она не сопротивлялась, отдаваясь ему. Частица ее огня передалась ему, и Велес с трудом нашел в себе силы оторваться от ее тела, пока их не заметили холопы. Отстранившись, он взглянул на женщину и хрипло прошептал:
— Приготовь постель… хозяйка!
Марена медленно выпрямилась, оправила смятое платье и, слабо улыбнувшись своим мыслям, ушла в дом.
Велес остался на крыльце. Одернув рубаху, он оперся о перильца, оглядывая двор. Ему нужно было во что бы то ни стало побыть немного одному, чтобы найти здесь союзников или убедиться, что таковых тут нет.
Для того чтобы отыскать нужного человека, ему вовсе не обязательно было, как другим, читать мысли всех встречных людей. Он стал ждать — полузвериный инстинкт сам должен был подсказать ему, где искать.
Но Марена тоже занимала его мысли — ненасытная женщина, живущая только ради своих прихотей и готовая назвать возлюбленным всякого, кто захочет разделить с нею ложе. Она наверняка будет ждать его у постели и не успокоится, пока не получит своего. Чтобы свершить задуманное, ему надо было поторопиться.
Велес едва не прозевал знака. Отвлекшись от размышлений, он подался вперед. По двору гнали толпу закованных в кандалы рабов.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
К концу работы Агрик не чуял ни рук, ни ног. Более привычный Арагаст подхватил его под локоть и потащил из забоя. С другой стороны плечо подставил еще один человек из их группы. Повиснув на них, отрок с трудом сосредоточился на дороге. Завтра никто не будет ждать, пока он вспомнит все повороты.
Снаружи полумрак подземного дня сменился глубоким беспросветным мраком. Проще простого было сбежать в темноте, но рабы были так измотаны, что еле перебирали ногами.
Внезапно Агрик почувствовал на себе чей-то взгляд — тяжелый, ищущий взор скользнул мимо, но потом вернулся и остановился на нем. Он исходил от хозяйского крыльца — осязаемый, как тепло или свет. Отрок вскинул голову — и застыл как парализованный. На крыльце кто-то стоял.
Мрак скрывал его черты — видно было лишь, что незнакомец очень высок и широк в плечах. Мрачно горели глаза — ни дать ни взять две случайные звездочки. Неизвестный смотрел на отрока в упор, и казалось, что он читает его мысли, не спеша и осторожно разбирая каждое слово. Не было сил, чтобы отвести взгляд или скрыть свои чувства.
Почувствовав дурное, Арагаст тряхнул Агрика за локоть:
— Что с тобой?
— Он. — Отрок кивнул на крыльцо. — Он смотрит на меня…
— Кто это?
— Не ведаю, но я…
Арагаст подхватил его снова и потащил силой;
— Идем, иначе нам не поздоровится! Скорее!
— Один из охранников и в самом деле начал присматриваться к рабу, что остановился посреди дороги и уставился на крыльцо.
Арагаст успел увести его. но до самого конца Агрик ощущал на себе взгляд незнакомца.
Падуб был жив и даже смог приподняться на локте навстречу друзьям. Он был бледен, как призрак, выпрямиться для него было трудной задачей, но, полный решимости, он жадно выспрашивал Агрика. Когда отрок рассказал ему об алом песке в толще земли, лицо пекленца озарила слабая улыбка.
— Я знаю, знаю, что это означает, — сказал Падуб. — Я мог бы помочь отыскать ход… Этого песка много?
— Ну, как сказать… Мне не с чем было сравнивать, но заметить его было легко.
— Но не отдельные песчинки?
— Вроде нет.
— Отлично. — Падуб откинулся назад, растянувшись на земле и тяжело дыша. — Завтра я попробую встать. Только спина болит после плетей… Но вы мне поможете?
Агрик подставил ему плечо, и пекленец оперся на него, всеми силами стараясь превозмочь слабость и заставить слушаться онемевшие ноги.
Неожиданный свет прервал их разговор. Смолкли удивленные неурочным вторжением рабы, и все обернулись к выходу.
Прихрамывая и перешагивая прямо через тела, прямо на Агрика и Падуба шел оборотень со светильником в лапе. Рабы невольно следили за каждым его шагом, но никто не сдвинулся с места, не издал ми звука.
Никто не подозревал, что оборотни могут быть такими старыми. Поздний гость был невообразимо тощ. Сухие руки–лапы покрывал облезлый содой мех, тусклые глаза ввалились. Худое тело обтягивала грязная шкура, но было в нем что-то, что говорило о его огромной силе и праве здесь находиться.
Подойдя к Падубу и Агрику, гость опустился перед ними на колени. Его тяжелый недобрый взгляд по очереди ожег обоих, и отрок снова почувствовал обволакивающее тепло, как там, во дворе, и снова кто-то читал его мысли.
— Кто ты и зачем здесь? — молвил оборотень неожиданно низким сильным голосом, не вяжущимся с его внешностью.
Губы Агрика зашевелились против воли. Он боролся с собой, но с уст слетали имена и названия, которые он до сих пор держал в самом сердце. Старый оборотень слушал очень внимательно, запоминая.