Чародей
Шрифт:
– Значит, я совсем дурак, да?
– Не знаю. Не каждый в наше время способен пожертвовать собой ради жизни другого.
– Знаешь, меня мало утешает то, что из-за своих благородных побуждений меня в скором времени прибьют.
– Необязательно. Адальберт может повернуть все так, что ты сам будешь просить смерти.
– Перспективка, - протянул я, поежившись.
Некоторое время мы сидели молча. Но тишина настолько давила на меня (примерно как тапок на таракана), что я решился нарушить ее.
– Джемал, а почему ты родился слепым? Это из-за какой-то
Эх, быстрый мой язык. Я даже не подумал, что это может обидеть моего собеседника. Все равно что спрашивать человека, которому отрезало ногу пилой, какую марку данного инструмента он предпочитает.
К моему удивлению Джемал улыбнулся.
– Я уж думал, ты никогда не спросишь.
– Тебе так часто задают этот вопрос?
– Ну еще бы. Людям интересно услышать трагические истории людей, до которых им нет никакого дела.
– Прости, я не хотел тебя обидеть. Забудь об этом.
Джемал пожал плечами.
– Ты единственный, кому я могу сказать правду, Дэрриен.
– За что мне такая честь?
– Ты уже знаешь часть ее. И без труда сможешь залезть мне в голову, чтобы узнать остальное. Но для меня это будет слишком болезненно, поэтому я расскажу тебе свою историю.
– Если не хочешь, не…
– Хочу, - перебил меня негр.
– Ты даже не представляешь, насколько тяжело держать это в себе на протяжении всей жизни.
Я молчал, ожидая продолжения. Если он сейчас встанет и уйдет, я не удивлюсь. Однако Джемал наконец заговорил.
– Когда я сказал, что слеп от рождения, я солгал. Даже Аменохеприти до сих пор думает, что это так. Зрения меня лишил тот самый маньяк, что убил моих родителей. Он просто проткнул мои глазные яблоки, как оливки, зубочисткой.
Мое живое воображение тут же подкинуло мне ужасающую картину. Оливок в ней не было.
– Я убил его. Но это произошло в зале суда. Загорелся его галстук. Когда охрана наконец трясущимися руками достала огнетушитель, спасать было уже некого. Я с наслаждением выслушал последние вопли этого гада. Жаль, что у меня не было с собой диктофона.
Я слушал его с нарастающим ужасом. Да он сам маньяк почище того, кого он угробил! Хотя я не знал, что именно послужило такой злобе, но догадывался, что причина была еще более ужасна.
– Тимерхан предложил мне перейти на сторону зла в обмен на зрение, - продолжал тем временем Джемал.
– Я отказался.
– Почему?
– Я тогда был сопливым пацаном, но хорошо понимал, что такое хорошо, а что такое плохо. Родителей мне было не жаль. Мать была тряпкой, которой отец помыкал, как мог. Она выполняла все его прихоти и даже слова поперек вякнуть не смела. Папаша был настоящим тираном. Он избивал ее с завидной регулярностью раз в два дня. Иногда и мне доставалось. Поэтому я не предпринял ничего, когда Брайан Фокс убивал их, хотя уже тогда знал, на что способен.
– Что же это за маньяк такой? Обычный грабитель?
– Нет, - вздохнул Джемал.
– Этим маньяком был мой школьный директор. Он был неплохим человеком, сколько учеников защитил, когда их собирались выгнать из школы. Меня в том числе. Все его просто обожали. И никто и подумать не мог, что он любитель соблазнять хорошеньких школьниц, даже не достигших двенадцати лет, в обмен на отличные оценки в аттестате.
Я слушал, открыв рот. Конечно, есть ублюдки, подстерегающие ничего не подозревающего прохожего в темном переулке, ублюдки, накачивающие кошку бензином, чтобы посмотреть, как она будет издыхать… Но ублюдки, соблазняющие девочек, которым еще не исполнилось и двенадцати…
Меня словно током ударило. Кит Баркли. Он хвастался, что его отец… Нет, не сходится. Фамилии не совпадают. Хотя Кит мог взять фамилию матери, чтобы не возникало никаких вопросов при поступлении в школу. По крайней мере со стороны учителей.
– Его посадили, когда узнали обо всем, - продолжил Джемал.
– Но он сбежал и пришел ко мне.
– Почему именно к тебе?
– А к кому же еще?
– усмехнулся негр.
– Ведь это я на него настучал, когда застал его, обжимающего мою одноклассницу.
Я не делал попыток залезть ему в голову, но он сам послал мне красочный образ: темный класс, школьная парта, на ней сидит девочка. Ее глаза испуганно смотрят на стоящего перед ней дородного господина с огромной лысиной и крошечными очечками на приплюснутом носу. А он тем временем возится с пуговками на ее белоснежной блузке.
– Боже мой, - прошептал я. У меня вдруг заслезились глаза.
– Как это омерзительно.
– Это было хуже, чем омерзительно. На следующий день я отправился к мэру. Он был хорошим знакомым моего отца, вот почему ему сходили с рук бесчисленные побои жены.
– И что было дальше?
– Провели официальное расследование. Естественно, этот ублюдок отправился за решетку. А сбежав, решил отомстить обидчикам.
Воцарилась тишина, нарушаемая только мерным тиканьем часов на стене. Затем я произнес:
– Все же я не понимаю… Почему ты не убил его? Почему позволил выколоть себе глаза?
– Я был только рад возможности ослепнуть. Если бы он попытался убить меня, я бы тоже не стал сопротивляться.
– Но почему…
– Потому что в этом мире слишком много зла. И я не желаю его видеть. Если бы можно было так же просто отключить чувства, я, не колеблясь, сделал бы это. Вот почему я иногда кажусь непрошибаемой скалой.
– Но мои подколки тебя все же достали.
– Ты и правда первый человек, который смог задеть меня настолько глубоко.
– Извини, постараюсь так больше не делать.
Джемал улыбнулся. Немного помолчав, он спросил:
– Что ты предпримешь дальше, Дэрриен? Как ты собираешься выныривать из этого дерьма?
– А что я могу?
– вздохнул я.
– Я сам пришел сюда, сам нарвался на неприятности, сам и буду выпутываться. Как-нибудь… С Божьей помощью.
– Ты верующий?
– Не сказал бы. В церковь я не хожу, но точно знаю, там, - я указал на богато украшенный потолок, - что-то есть. Или кто-то. Иначе по чьей милости я попал в такую передрягу?