Чароплет
Шрифт:
«Напровляеца к Зелено водному». Вручив ей фразу, Никодимус задрал голову, видимо, что-то крича. К нему тут же двинулся один из иерофантов.
«Зеленоводному?» — переспросила Франческа.
«Оазиз к северу от сюда. Был тринирвочным лагерем у лкнтрпских чараслвов. Розрушен эмперией. Там осталлись мета зклятья».
Направлялся к ним, как выяснилось, не кто-нибудь, а Сайрус. Он перемещался по лицевой стороне корабельного крыла, распластавшись плашмя, запуская пальцы вытянутой руки в шелк и подтягиваясь, будто на горизонтальной скале. Наконец он остановился в нескольких футах от Никодимуса, и оба, судя по всему, принялись перекрикиваться. Никодимус показал на оазис и убитого катазубра. Чуть погодя Сайрус двинулся обратно на нос. Корабль повернул на север.
«Ты видишь Скитальца?» — адресовала Франческа вопрос Никодимусу.
«Вжу. Его чры на мне искожаюца и до мозга ни доходют. В место слепово петна я вжу размытое. Но тперь я знаю ево имя, и ему дже это ни поможет».
«Как он выглядит?»
Никодимус пожал плечами. «Чловек».
Франческа швырнула в него «Врешь!» так резко, что Никодимус не успел поймать, и золотая фраза, кувыркаясь, полетела в бездну. Целительница уже собиралась в красках описать кошмар, представший ее глазам в святилище, но Никодимус ее опередил, протянув целый абзац. «Выглдит чловеком, но он ище дракон, непастижымое чюдище. Он может вбирать чужие тела. Напалавину сделаца лошадью и пределать к ней чловечские руки. Или всилица в тело котазубра и дабавить тела одептов. И так мерско и он еще изкожает вас приятие. Но под всем этим всево лишь безубый марщинестый старик».
Франческа попыталась осмыслить прочитанное. «Кем он был прежде? До того, как стать чудовищем? Как он остается человеком, если он наполовину дракон?»
Никодимус пожал плечами.
«Он с тобой разговаривает?»
«Безумолку! И ничево ни разобрать. Сполшная мишанина».
«И когда у вас происходят эти беседы?» — озадаченно наморщила лоб Франческа.
«Были стычки за пследнии годы. На свету и в гарадах, где можно оброщать адептов преймущитсво за ним. В темноте, в доли от горада — за мной».
Франческа пристально посмотрела Никодимусу в глаза. Они снова подернулись льдом. Вот такой он, наверное, себе нравится — независимый, безжалостный, сосредоточенный на цели.
Франческа перевела взгляд на саванну. Никодимус больше пока ничего не писал, и мысли Франчески невольно обратились к владевшим когда-то и ею честолюбивым устремлениям. «Ты можешь читать просто так, для удовольствия?» — спросила она ни с того ни с сего.
«Не бегло, но могу, дже люблю. В Звдной акодемии у меня всигда лизала книга подподушкой».
«Что ты читал?»
Он медлил с ответом. «Ничево осбеного».
«Стесняешься?» — поддела Франческа.
«Нет».
«Тогда что, признавайся. Эротические иксонские поэмы?»
«Рыцырские романы, лорнские. Но и острземские пападались».
«Обожаю рыцарские романы!»
«Што я гварил нащет издавательства над ущербными?»
«Нет! Я и вправду их читаю, когда выпадет случай, а он выпадает нечасто. Кто тебе нравится?»
Никодимус покосился недоверчиво, потом все-таки решился. «Роберт де Ригби».
«Обожаю де Ригби! Хотя иногда он грешит многословием и… штампами. Что тебе в нем нравится?»
«Мнгслвие и штампы».
«Дразнишься?»
«Умничяю».
«Вот уж точно».
Посмотрев на нее совсем другим взглядом, Никодимус протянул еще фразу. «Ты читала Изабеллу Гаван?»
«Больше всех ее люблю!»
Никодимус, кажется, рассмеялся. «Не смотря на затянутось и… марализаторство?»
«Особенно за морализаторство и затянутость».
«Ты тчно не встрчалась в Северном остро земье с жнщной по имини Эприл?»
«Твоей гувернанткой? Ты уже спрашивал. Нет, не встречалась, точно. А что?»
Никодимус покачал головой.
«Она тже любила Гаван бльше всех. Прсто странно. И волосы у тебя длиные. Но ни важно».
Не зная, что на это ответить, Франческа уставилась вниз, на залитую солнцем саванну. Прошла, наверное, четверть часа. А потом она вдруг выдала неожиданный для самой себя вопрос: «Что, если мы не вернем мне слух?»
Никодимус посмотрел долгим взглядом. «Ты прспосоибшся».
«Я ведь не смогу разговаривать с пациентам, слушать их. Как я буду лечить?»
Взгляд застыл на ее лице, но ответа на этот раз не последовало.
«Эта ущербность меня убьет».
В глазах Никодимуса мелькнуло сочувствие. «Ты жи не хочеш чтобы я тебе врал, бутто все наладица».
«ЕЩЕ КАК ХОЧУ! Пообещай, что ко мне вернется слух, вокруг потекут молочные реки в кисельных берегах, и молодые красавцы будут разминать мне плечи».
Вуаль Никодимуса шевельнулась, выдавая улыбку. «Разумтся так и будет».
«Ну вот, ты опять нагло врешь».
Вуаль снова заходила ходуном — явно от смеха, однако зеленые глаза светились решимостью. «Не полно ценость ознчает, что часть тебя исчзла, но чсть останется. Эта часть станет сильнее».
Франческа заглянула в изумрудную глубину. Что-то прекрасное таилось в этой обретенной им силе, и в то же время страшное. Все-таки на его руках чужая кровь. Франческа снова обратила взгляд к травяным волнам, размышляя, как же вернуть слух и память.
Саванна под ними уже не стелилась ровно и полого. Впереди показались низкие каменистые гряды.
«В этом хрбте Зеленоводный, — перебросил ей Никодимус. — Уже нидолго».
Франческа не ответила, наблюдая за плывущими навстречу холмами. Дважды приходил Сайрус, и они с Никодимусом перекрикивались, показывая куда-то вдаль. Воздушный корабль, стягиваясь в стрелу, подобрался с боков и вошел в пикирование. Ветер засвистел вокруг с удвоенной силой.
Где-то через четверть часа они перевалили через гряду и помчались над широкой долиной, на дне которой лежало Зеленоводное — продолговатое озеро, бликующее в лучах предвечернего солнца. Берег его окаймляли деревья, похожие на дубы — если бы на свете существовали дубы двадцатиметровой толщины. За деревьями раскинулся травянистый луг, перемежаемый песчаными полосами.
Франческа вдруг вздрогнула в своем коконе.
«Что там?» — спросил Никодимус.
«Ничего», — одной-единственной руной ответила Франческа, показывая пальцем вниз.