Чароплет
Шрифт:
Моргая, Шеннон сел и перекинул текстовый мостик Азуре, чтобы посмотреть ее глазами. Зрелище оказалось неожиданным — перед ним на коленях стоял Никодимус в тяжелом синем плаще. По туго натянутой ткани палатки барабанил дождь.
— Магистр, магистр, — твердил Никодимус. — Магистр, это я. Магистр, нам удалось!
Выражение лица у него, однако, было странным, словно он никак не мог решить, ликовать или горевать.
Шеннон только теперь стряхнул остатки сна.
— Создатель! — обомлел он. — Ты вернулся?
Никодимус, кивнув, сжал его руку. Азура опустила взгляд, и Шеннон увидел голую ладонь Никодимуса на своем локте. Вскрикнув, Шеннон хотел отстраниться, но ученик, рассмеявшись, раскрыл вторую ладонь — на ней блеснула изумрудная слеза.
— С язвенным проклятьем покончено.
Шеннон потрясенно уставился на изумруд глазами Азуры.
— Простите, что приходится срывать вас с места, магистр, но нам необходимо спешить. События развиваются стремительно, поэтому я сейчас же забираю вас в город. С Жилой, Яшем и Кремнем я уже поговорил, их я отправляю обратно в Остроконечные горы. Они уже достаточно сражались за наше дело. Они выступают сегодня же вечером, под прикрытием, в сопровождении наших лорнских посланцев.
— Лорнских посланцев… — эхом повторил Шеннон, прислушиваясь к шуму снаружи. Яш что-то радостно кричал Жиле.
Никодимус вдруг посерьезнел.
— Магистр, мне жаль, но в город нужно выдвигаться немедля. Сестрица времени даром не теряет. Да, кстати… Та книга, которую я вам оставлял, — та, где скрывался ваш призрак, она мне нужна. Она ведь еще у вас?
— Конечно, — ответил Шеннон, махнув на ларец в другом углу палатки. — Вон там.
Едва Никодимус кинулся к ларцу, Шеннон осторожно пощупал живот. Болело по-прежнему.
— Никодимус, мне… Я не чувствую… разницы.
С книгой в руках Никодимус вернулся к постели старика, окончательно помрачнев.
— С помощью изумруда я убрал все язвы, но устранить причиненный ими ущерб уже не удастся. — Он помолчал. — Ваши… годы не дают больше ничего сделать. Пратекст меняется с возрастом, все живое несет в себе смертность, и не в моих силах…
Шеннон кивнул.
— Ты не можешь вернуть мне молодость. Хорош я, однако! — усмехнулся он. — Ты здесь, целый и невредимый, избавил меня от проклятья, а я только и знаю что брюзжать.
— Нет, магистр, вы…
Шеннон прервал его, порываясь взять за руку, и теперь уже Никодимус по привычке отдернул свою. Оба рассмеялись. Никодимус осторожно протянул ладонь и впервые за десять лет учитель и ученик обменялись рукопожатием.
Франческа стояла у окна, глядя на бушующую снаружи грозу.
Она пришла в себя на «Королевской пике», и Сайрус ухаживал за ней всю дорогу до Авила, так что Изему пришлось управлять кораблем одному. Ее бил озноб и мучило головокружение. Тщедушное человеческое тело после былого великолепия казалось тесной, хрупкой клеткой.
Город предстал перед ними неожиданно спокойным и почти не пострадавшим: кровь пролилась лишь в воздушном бою и в святилище, мирные жители за редким исключением отделались испугом.
Когда «Пика» пришвартовалась и капитан Изем отправился докладывать командующему о прибытии, Сайрус отвел Франческу в реквизированную воздушным флотом таверну Священного квартала. Там, в номере на верхнем этаже, она провалилась в тревожный сон и увидела Саванного Скитальца, летящего через океан.
Через какое-то время ее разбудил мягкий черно-белый шорох дождя. Вечернее небо заволокли пришедшие с океана темные тучи. Потом молодой сын хозяина таверны принес ей тарелку чечевицы и начал что-то говорить — слова его переливались всеми оттенками от фуксии до желтовато-бежевого. Франческа объяснила, что не слышит, и, в один присест проглотив чечевицу после его ухода, вновь забылась сном.
Проснулась она уже утром — разбитая и дрожащая в ознобе. Дождь не прекращался. На завтрак ее ждали лепешки с сыром. Молодой иерофант принес две записки — одна (убористый почерк Сайруса) обещала навестить, как только дадут увольнение. Во второй (простое нуминусное заклинание) Никодимус спрашивал: «Можно к тебе?»
Ответ выплеснулся из ее рук сам собой: «Да, и поскорее, иначе, клянусь всевышним, я откушу тебе голову. В самом прямом смысле — драконовские меры, сам понимаешь». Но потом Франческа вспомнила, с каким потрясением он смотрел, как она пожирает Тайфона, и заменила ответ на простое: «Поскорее!»
Она подремала в ожидании. Вымылась в тазу нагретой на огне воды, переоделась в чистое и набросила тонкий лавандовый долгополый жилет. Нашла гребень и расчесала спутанные кудри, уложив их плавной сияющей волной. Близился полдень. Несколько раз сквозь тучи прорывалось солнце, но сейчас дождь опять лил стеной. Несмотря на непогоду, два массивных корабля парили на привязи над куполом святилища. Третий, «Королевская пика», если Франческа не обозналась, описывала плавные круги над городом — как наглядный символ смены власти.
Франческа напрягла зрение — крылья «Пики» едва заметно подрагивали, ловя ветер. Потом взгляд ее обратился внутрь себя. Она не человек. И никогда им не была. Сейчас она идет на поправку, и мысли движутся заметно быстрее. Когда-нибудь, надо надеяться, вернется и четвертичное восприятие с прорицательскими способностями. Доведется ли ей еще раз принять драконий облик — бог весть.
За спиной вспыхнули три черных пятна. Стук в дверь? Повернувшись, Франческа увидела стоящего на пороге Никодимуса, который откидывал капюшон тяжелого синего дождевика. Длинные черные волосы зачесаны назад, зеленые глаза смотрят пристально, на сосредоточенном лице настороженность. Боится ее после увиденного? Не захочет ее больше?
«Неужели не поздравишь меня с тем, что я сбросила вес?» — с напускной беззаботностью написала Франческа.
Он прочитал, улыбнулся, грустно покачал головой.
«Ты не представляешь, какие чудеса творит диета из поверженных демонов». Франческа повернулась к нему боком, демонстрируя тонкую талию.
Он рассмеялся ярко-оранжевым и шагнул ближе. «Есть на свете хоть что-то, что ты не сможешь обратить в шутку?» Ни единой помарки. Спасибо изумруду, надо полагать.
«Есть одна страшная напасть, с которой действительно не до шуток», — призналась Франческа.