Чароплет
Шрифт:
Тайфон, кто же еще. Но Дейдре все равно издала победный клич, глядя на куб слепоты, катящийся вниз по куполу в пропасть.
Повинуясь внезапному порыву, она посмотрела в застывшее гневной белой маской лицо демона.
— Ты не сможешь больше противиться Разобщению! — прошипел он. — Кто против нас — тот будет с нами.
Кровь застыла в жилах, будто наполняясь ледяной крошкой. В глубине души Дейдре знала — не понимая откуда и почему, — что демон не лжет.
Со своего наблюдательного пункта у входа в проулок Никодимус увидел Скитальца, падающего с вершины купола, — огромное тело катилось кубарем, размахивая кошмарными многосуставными конечностями.
— Что там, Нико? — спросил Шеннон из темноты.
Старик и переодетые кобольды притаились по колено в грязи в узкой улочке Водяного квартала — отряд перебирался окольными, неприметными путями из одного разоренного района в другой.
Никодимус вернулся в проулок к Шеннону. За спиной старика рассредоточились кобольды — им чем темнее, тем уютнее. Жила и Кремень переговаривались вполголоса, остальные трое коротали время за игрой кости. У Никодимуса защемило сердце. Из Остроконечных гор он повел на охоту за Тайфоном пятнадцать кобольдов. Теперь, спустя десять лет бесконечных стычек с ликантропами и демонопоклонниками, у него остались только эти пятеро.
— Скиталец свалился из покоев канонистки, — сообщил Никодимус Шеннону.
— Сцепился с Кейлой? — предположил старик.
— Может быть. А может, это демон его, для острастки. В любом случае плохо дело. Нужно куда-то скрыться до вечера.
Старик поправил серую рясу.
— Я тебе то же самое твержу. Но куда? Под Скользящие доки?
— Нет, водохранилище наполнено, — покачал головой Никодимус.
— Толстосум Дал?
— После того побоища на складе? Благодарю покорно.
— Шайка старухи Фатимы?
— Старуха до сих пор обещает награду за мою голову.
— Что же ты такого наговорил той ночью в ее спальне, мальчик мой? — фыркнул старик.
Никодимус поморщился.
— Может, к Гаю Огню?
— Помнишь, во что Жила превратил левую руку его брата?
— Жила не виноват. Думать надо головой, прежде чем хватать кобольда без предупреждения. И потом, Гай все равно братца своего недолюбливает.
— Нет, не годится, — вздохнул Шеннон. — Значит, остается только брошенная привратницкая.
— Да, наверное. — Никодимус помолчал, оглянувшись на купол. — А если спрятаться на пепелище?
— Кто там сейчас за главного?
— Все тот же старый пес.
— Я лучше толченого стекла наемся, — скривился Шеннон.
— Бросьте, магистр, не такой уж он и пройдоха.
Шеннон только сузил затянутые бельмами глаза.
— Хотя, конечно… — вздохнул Никодимус. — Все может быть.
Глава пятнадцатая
Франческа открыла глаза. В подмышках резало.
Лишь после минутного замешательства она вспомнила, как попыталась обезоружить Сайруса и тот обратил против нее причальную парусину. А потом она, кажется, потеряла сознание, оказавшись под цензурирующим заклятьем. Франческа выпрямилась, и резь в подмышках пропала. То есть все это время ее обмякшее тело удерживала в вертикальном положении одеревеневшая мантия.
Сайрус как ни в чем не бывало расправлял складки своего пышного зеленого одеяния.
— Будем считать это недоразумением, — сдержанно проговорил он. — У нас общая цель. Я поклялся Селесте служить Авилу. Ты, как целительница, тоже служишь горожанам. Но меня долг обязывает докладывать о любой угрозе. И когда мы поговорим со стражем башни и с маршалом, ты убедишься, что им можно доверять. А пока ты под моей цензурой.
Кое-что вспомнив, Франческа взглянула на ногу, но рассылающего сигнальные фразы шара там не было.
— Не пытайся колдовать, только голова сильнее закружится.
Франческа вспыхнула. Как же она упустила из вида, что парусиновые причальные стенки будут пропитаны чарами?
— Сайрус, ты заблуждаешься, — как можно спокойнее произнесла она. — Это опасно. Ты должен снять цензуру.
Сайрус оторвался от своего занятия.
— Нет, Франческа, и не мечтай.
Опустив вуаль, он принялся разматывать тюрбан.
Франческа наблюдала этот ритуал много раз. Оба замолчали. Густые черные волосы Сайруса в ее воспоминаниях были длиннее, но кудри вились все так же буйно. Кофейного цвета кожа, орлиный нос. Упрямый подбородок подчеркивала аккуратно подстриженная иссиня-черная бородка.
— Я тебя уже не знаю, — сказал наконец Сайрус. — И не могу больше на тебя полагаться. Слишком многое на кону.
— То есть ты до сих пор на меня обижен?
— Наверное. Но это к делу не относится.
— Да?
— Подозреваешь меня в предвзятости? — нахмурился Сайрус.
— В слепой вере своему ордену. А ведь авильских иерофантов могли перевербовать.
— Кто? Перебравшийся через океан демон? Франческа, это бред. — Он шагнул к ней. — Этой твоей Дейдре нельзя доверять.
Франческа хотела потереть лоб, но не смогла высвободить руку из одеревеневшей мантии.
— Сайрус, она умерла у меня на столе, а потом ожила. Это не женщина, это бессмертная аватара. В Авиле творится что-то страшное, и нам нужно держать ухо востро.
— А я, по-твоему, не держу?
— Ты действуешь по уставу.
Над головой скользнула тень, и на соседний причал приземлился расправленный в плоское крыло змей.
Сайрус скрестил руки на груди.
— Значит, вот кто для тебя иерофанты? Несгибаемые, неспособные мыслить самостоятельно солдафоны? Не чета прекраснодушным творцам-чарословам?
— Ты чересчур буквально понимаешь долг и субординацию.
Руки Сайруса в отчаянии взметнулись к небу.
— Как тебе это удается, Фран? Я не даю тебе расшибиться в лепешку. Увожу за тридевять земель от непонятной всепроникающей афазии. Я тебя уже и спеленал, и цензуре подверг, а ты все равно пытаешься мной помыкать. Неужели не ясно, что в этот раз у штурвала не ты?