Чарованная щепка
Шрифт:
Странные события воскресной ночи, само собой, доверия бывшему пленнику не прибавили, поэтому Диего меньше всего хотел вконец дискредитировать Флавия разглашением его морганатического брака. Леоноре, будь она и жива, в его жизни лучше не появляться. Царевичу хватило ума взять с молодой жены клятву никому не сообщать об их союзе – вернувшись с войны героем, он планировал прежде подготовить родителей к эдакой новости. Надо отдать должное, умница Леонора действительно молчала – за годы ни единый схожий слух не достигал внимательных ушей Диего. На случай, если добродетель безгласия женщине откажет,
– Что ж, спасибо леди Леоноре, удачно помогла и вовремя скрылась, – резюмировал он. – Теперь ты, вероятнее всего, можешь считать себя свободным. Любой епископ в два счета объявит твой брак делом прошлым.
– Найди ее, – потребовал Флавий, снова прибегая к жестким нотам.
Его начинало злить упрямство Диего. Помимо прочего оно напоминало о болезненном различии: положение того в столице куда устойчивее, он обладает реальной властью, возможностями и опытом, тогда как царевич по крови вернулся почти чужим, и подчинялись ему лишь простолюдины.
– Найди ее, – повторил он упрямо, – я решу все с ней или коснусь ее могилы. Ты знаешь, что у меня нет и шанса начать незаметные поиски.
Сама Леонора, даже будь она в столице, едва ли могла прознать о его возвращении. Газетным листам мягко рекомендовали пока не трубить о воссоединении императорской семьи, а Оружейный приказ был ведомством не столь публичным, чтобы о смене его руководства трещали на площадях. В лицо монаршего сына тем более знали плохо – юношеские парадные портреты устарели, да и те не выставлялись из дворцовых зал на поклон гражданам Ладии.
Если до Леоноры и доберутся вести об освобожденном царевиче, дорога ей все равно к Диего: безопасной для Флавия встречи наедине ей сходу не устроить и в Приказном доме, что уж говорить о дворце.
Магистр ведал о своей ключевой роли, и потому ничуть не попытался сгладить отказ – положение сильного устраивало его во всех отношениях, в том числе и ради блага бедового брата.
– Моим людям не до этого, – отрезал он с непоколебимой аккуратностью. – В твоих интересах не мешать нам копать корни произошедшего, пока все это не повесили на тебя.
Под распахнутые створки моста, трепеща цветными искрами, нырнула торговая каравелла "Русалка". Богатые суда с чарованной оснасткой бойко сновали по артериям Ладии, но столицу проходили всегда неспешно и помпезно – запоминающийся облик не мешал еще ни одной купеческой компании. "Русалка" убранная как на бал специально взятым чародеем, оставляла за собою шлейф из пены и терпких чайных ароматов. Потревоженная вода плеснула на слизкий мох камней, и Флавий невольно поймал взглядом знакомые с детства блики на их мокрой зеленоватой плоскости.
– Ты этого не допустишь, – заявил он тоном, более годным для требования. – У тебя достаточно людей и возможностей, чтобы вернуть мое честное имя.
Диего чуть повернул голову в сторону говорившего, но удержал себя от ремарки относительно компетенции его высочества приказывать главе иного ведомства. Болезненное бесправие в течение долгих лет могло пока еще извинять Флавия, но в будущем нянчиться с ним Диего не планировал.
– Именно поэтому честное имя не нужно трепать обсуждением тайного брака, – заметил он с холодком. – Дождемся, пока время его обелит, затем тихо разыщем следы Леоноры.
Все нутро Флавия восставало против плана бездействовать – такого досуга ему хватило за многие годы с лихвою. Измученный скукой в тассирской золоченой клетке, пылкий боевой маг засел даже переводить с ладийского теологические трактаты для библиотеки южного владыки.
– Если она все еще больна, каждый день может быть решающим, – воззвал он к спутнику, именованному прежде другом. – Такого опоздания я не прощу ни себе, ни тебе, Диего.
Магистр помолчал, глядя на плавные движения гуляющих пар по широкому берегу. Расклад с фатальной задержкой для него был вполне приемлем, но не слишком разумно внушать это Флавию – в конце концов, дискурс пока еще идет о его жене.
Главе Земского приказа пришло на ум, что отчаянные розыски явились для царевича последней соломинкой – весь ближний круг его отягощен разломом формальных подозрений, даже мать и сестры не могут позволить себе прямодушную сердечность. Сам Диего предпочел бы вести с чудом возвращенным братом беседы иного рода, но должность диктовала и ему черствую каменную маску и большое внимание к заботам бывшего пленника в столице.
– Я учту это, отмеряя срок ожидания, – негромко сказал он, вставая с перил и поворачиваясь к реке. – И стриги уже бороду как человек, довольно провоцировать всех своим тассирским клинышком.
Было тошно от того, как сплелись в его поступках искреннее попечение о друге и надобность не упускать того из вида. Флавий отозвался в темноте утонченным смешком, говорящим о полном постижении картины.
Благородные мужи безмолвно проводили глазами "Русалку". Ярмарочные огни ее бортов отдавали кислой ностальгией по былому.
Примерка
В Итирсисе: 16 мая, вторник
– Кажется, рукава требуется еще нарастить, – задумчиво отметила Арис, глядя на Дария Дариевича в синей вязаной тунике.
Обнову оружейник натянул поверх собственной рубахи, так что дополнительный объем заставил манжеты подскочить до косточки запястья.
– Пожалуй, – согласился Дарий, вертя перед собою руку, – полотно почти невесомое, пусть уж оно закрывает больше.
Вязунья что-то рассудила в уме и, воротясь ко столу, заостренным углем приписала на схеме "+5 см".
Примерка совершалась в одной из мастерских "Острого оружия" на первом этаже. Небольшое помещение скорее напоминало сухой уютный подпол. Обыкновенно здесь велись "чистовые работы" по чарованию оружия, так что обстановка диктовала высокую секретность. Задорный луч пробрался через единственное длинное окно на самом верху – зато, падая, впечатался уж в самую середину квадратного стола. Рядом с пятном света покоился предмет особого попечения Дария – тассирский арбалет, отчет об изучении которого молодцу предстояло еще пополнить осмотром древесника и привести в должный вид. Под сокровенной тенью стен в шпажных стойках чаяли заботы магов новенькие клинки, рассортированные по длине. Над ними реял небольшой плакат: как видно, кого-то из мастеров стального кода декорировал рабочее место по своему вкусу. Девиз его гласил “Не дефект, а особливость”.