Чары дракона
Шрифт:
– Она должна закончить это сама. Джилл! Послушай меня! Ты должна забрать его назад. Сожми свою волю до нити! Высоси эту сущность до безжизненного состояния через нить!
Джилл кивнула. Это было едва заметное движение головы, достаточное, чтобы показать: она слышала Саламандра. Девушка продолжала неотрывно смотреть на волка. Хотя Джилл ни разу не шелохнулась, волк внезапно вскочил на все четыре лапы, опустил уши и разинул пасть в беззвучном вое. Когда он дёрнулся по направлению к ней, Джилл выставила руку ладонью вперёд и остановила волка.
Мгновение они гневно смотрели друг на друга, затем волк обнажил
Джилл опустила лицо в ладони и заплакала. На этот раз, когда Родри направился к ней, Саламандр не стал его останавливать. Родри обнял девушку и прижал к себе, она рыдала в настоящей печали. Сам он никогда не был в таком замешательстве – с того дня, как проснулся в трюме корабля и обнаружил над собой ухмыляющегося Баруму. Внезапно Джилл оторвалась от Родри и посмотрела на него. Её лицо распухло и было влажным от слез.
– Я любила его, – прошептала она. – Он был частью меня.
Затем она потеряла сознание, так внезапно, что если бы Родри не держал её, то она упала бы на землю там, где стояла. Когда он склонился и уложил её, то услышал, как ругается брат. Саламандр склонился рядом с Родри и положил длинные пальцы на лицо Джилл.
– А, клянусь всеми вонючими демонами во всех вонючих кругах ада, она холодна, как лёд! Гвин, принеси одеяло! Мои извинения, Родри, но она должна была убить его сама. Я не мог сделать ничего, чтобы помочь.
– Тебе лучше сказать мне правду, или я из твоей кожи наделаю себе седельных вьюков.
– Я боялся, что ты это так воспримешь. Спасибо, Гвин. Уходи, младший брат, и предоставь её мне и свежему ночному воздуху.
Родри очень не хотелось этого делать, он так и кипел внутри, но все же встал и отошёл. Саламандр завернул Джилл в одеяла. Рядом маячила толпа обеспокоенных Диких, они сгрудились вокруг Джилл, перелезали через Саламандра, проносились мимо головы Родри. Два духа даже короткое время посидели у него на плечах, но когда к нему сзади подошёл Гвин, с шипением исчезли.
– Он её вылечит, – сказал Гвин. – Кстати, я никогда не видел никого с таким двеомером, как у твоего брата или у твоей женщины.
И только тогда Родри понял, что только что стал свидетелем магической работы, и её выполнила Джилл. Он почувствовал, словно и так уже разбитый для него и шатающийся мир снова перевернулся, оставив его пытающимся найти себе новую опору. Казалось, Гвин неправильно истолковал его молчание.
– Послушай, Саламандр знает, что делает. Он вливает в неё энергии достаточно, чтобы вылечить слона, и, кстати, из своей собственной ауры.
– Предполагается, что это хорошо?
– Конечно! Пойдём, ты не должен ревновать своего собственного брата.
В этом последнем замечании было так мало смысла, что Родри покачал головой, словно мог отмахнуться от слов, как от надоедливой мушки. Позднее, когда Джилл очнулась, смертельно бледная, ей удалось улыбнуться, и Родри уже не так сильно, беспокоился и мог соображать ясно. Родри снова вспомнил странное замечание Гвина, но на этот раз оно ножом ударило его в сердце. Джилл с Саламандром проехали по всему Бардеку; несколько месяцев, пока искали Родри, они постоянно находились вместе. Он поймал себя на том, что внимательно наблюдает за ними, когда они сидели под магическим серебряным светом, склонив друг к другу головы, и шептались о вещах, которые он не мог понять. Родри задумался, почему же раньше он не замечал, насколько близкими выглядят их отношения.
Если бы Джилл чувствовала себя нормально, то сразу же обратила бы внимание, что с Родри что-то не так, но поглощение волка оставило её без сил. Всю ночь она спала урывками и часто просыпалась, чтобы подумать о странных обрывочных снах, которые приходили к ней, – видения насмехающихся колдунов с горящими тёмными глазами или огромных волков, которые прыгали с неба и пытались схватить её за горло. Наконец примерно за час до рассвета, когда небо становилось бледно-серым, Джилл прекратила попытки заснуть, вылезла из-под одеяла, оставив Родри громко храпящим. Он спал на спине, закрыв лицо рукой. Примерно в паре сотен ярдов от лагеря на высоком рыжевато-коричневом валуне сидел Саламандр и нёс вахту. Пошатываясь и зевая, Джилл присоединилась к нему.
– Ты должна поспать, – заметил он.
– Не могу. Я чувствую себя так, словно демоны протащили меня за своей колесницей миль двадцать.
– Как-как именно ты себя чувствуешь? Истощённой, ослабленной, неуверенной, слабой, больной или просто нехорошо и тошнит?
– Просто усталой, спасибо. О, ну… – она заколебалась. – Что-то не так, но я не могу определить, что… Не головная боль или что-то подобное, но… чего-то не хватает.
– Не хватает?
– Вот именно не хватает. Словно часть меня умерла с волком. Я все ещё ненавижу чёрный двеомер и все, чему он служит, но я не ненавижу его так, как раньше. Теперь я как будто холодно смотрю на него. Это имеет смысл?
– Да, имеет, и так даже и лучше. Подумай об этом, мой совёнок с широкими взглядами. Предположим, кто-то отправился к хирургу с опухолью, набухающей, у него подмышкой, а хирург в своей ненависти к болезни стал бы кричать и ругаться, нанося все новые и новые удары ножом по ненавистному наросту. Принесёт ли это пользу пациенту?
– Я вижу, что ты хочешь сказать: лучше охотиться на зло в здравом уме с холодным рассудком, чтобы резать осторожно, глубоко и качественно.
– Именно так, именно так.
Саламандр вроде бы собирался сказать что-то ещё, но Джилл так широко зевнула, что содрогнулась всем телом. Он с беспокойством положил руку ей на плечо и уставился ей в глаза.
– Ты на самом деле устала, моя дикая голубка. Посмотри туда! Рассвет розовыми пальцами изгоняет прочь воронов ночи, потом начинает использовать свои боевые дротики – солнечные лучи, и я предлагаю вернуться в лагерь и разбудить остальных. Чем скорее мы тронемся в путь, тем быстрее по-настоящему поедим.
Когда они возвращались в лагерь, Родри вышел их встретить. От того, как он осмотрел её, холодными глазами и поджав губы, Джилл почувствовала себя неуютно.