Час испытания
Шрифт:
– Чей приказ?
– удивился следопыт.
– Совета Девяти, ты глухой что ли, мужик?
– проворчал второй стражник.
– А не пойти бы вам в пекло?
– Гарольд схватился за меч. Йона нарочито медленно достала топор из-за пояса, всем своим видом показывая готовность его применить.
– Ладно, ладно, - поднял руки в жесте примирения привратник.
– Проходите уже, а то всё веселье пропустите.
– Какое веселье?
– шёпотом спросила Йона, и следопыт пожал плечами в ответ.
Город казался заброшенным. Грязные улицы уже давно никто
Путники приближались к площади. Толпа шумела, предвкушая зрелище. Йона прижалась поближе к следопыту, немного испуганная таким количеством народа. Виселица в центре площади пока что пустовала, но по деревянному помосту расхаживал дюжий палач в чёрной рясе, ожидая узника. У лестницы стояли четверо бойцов, положив руки на оружие и измеряя взглядом толпу. Некоторые люди носили такие же балахоны, но большинство выглядели совершенно обычными горожанами.
Гарольд узнал некоторых. Вот стоит уличная торговка, у которой он обычно покупал самые вкусные яблоки, вот единственный хороший кузнец стоит, сложив руки на груди, вот местный лодочник воровато озирается. Слышно, как кто-то вяло переругивается, где-то плачет ребёнок, кто-то громко требует хватать вора.
– За карманами следи, - усмехнулся Гарольд, глядя на жену, растерянную от шума и гомона.
Человек на помосте поднял руку с плетью, и толпа постепенно затихла.
– Жители Мариграда!
– громким поставленным голосом начал он.
– Сегодня особенный день! Чёрный день! Для всех нас!
– Чего это он несёт, - буркнул мужик позади следопыта, но на него шикнули, призывая к тишине.
– Сегодня брат наш, оступившийся агнец, войдёт в лучший мир, отчаявшись построить лучший мир прямо здесь! Затерянный во тьме, он потерял свой шанс помочь вам всем, и ответит за это!
– Своего завалят, что ли?
– не унимался мужик.
Где-то в толпе послышался громкий всхлип, переходящий в истошное рыдание. Палач поморщился от звуков, но продолжил речь.
– Своими действиями он предал не только нас! Не только общее дело! Он предал вас всех, славный народ Мариграда!
– Ага, общее, как же, - кто-то сплюнул на землю.
– Чтоб вам под землю провалиться с вашим общим делом.
– Ведите его!
– крикнул палач.
Из ворот замка вышла небольшая процессия. Толпа ахнула. Двое мускулистых сектантов тащили почти безжизненное грузное тело, одетое в окровавленные лохмотья. Гарольд протиснулся поближе, чтоб рассмотреть лицо узника, но оно было покрыто коркой засохшей крови и обезображено до неузнаваемости. Рыдания в толпе зазвучали ещё громче и ещё отчаянней. Дети, пришедшие посмотреть
– Вот он, предатель!
– с ненавистью выпалил палач, скручивая из верёвки узел висельника.
– Сюда его! Живо! Нет, бросьте его у лестницы, пусть народ посмотрит!
Охранники немного оттеснили народ, чтобы дать дорогу конвоирам. Сектанты бросили узника перед ступеньками.
– Ползи наверх! Ползи к своей судьбе!
– мужчина щёлкнул плетью в воздухе.
– Пощады!
– раздался чей-то крик в толпе, но палач не обратил внимания, пристально глядя на лежащее тело.
– Подгоните его, - процедил он, и один из бойцов отвесил измученному человеку хорошего пинка.
Узник изо всех сил подтягивался по скользким широким ступеням, срывая ногти. Спустя несколько долгих минут он забрался на помост, и плеть тут же скользнула по его спине, разрывая остатки чёрного балахона.
– Указом совета Девяти ты приговорён к казни через повешение, но Пастырь, в милости своей, даровал тебе шанс раскаяться. Отрекись от прошлого, и останешься жив!
– пафосно изрёк палач.
– Тебе есть что сказать?
– Пощады!
– вновь раздался крик из толпы, и его подхватило ещё несколько голосов.
– Пощады!
Узник долго собирался с силами, прежде чем сказать своё последнее слово.
– Тихо!
– прикрикнул сектант.
– Он хочет что-то сказать.
– Будьте вы прокляты!
– из последних сил выкрикнул человек.
Толпа снова ахнула. Истошное женское рыдание перешло в почти животное завывание, полное отчаяния.
– Будьте вы прокляты, ублюдки!
– повторил узник, и плеть с щелчком опустилась ему на голову.
Гарольд узнал голос. Он принадлежал Максимиллиану, его старому другу. Разъярённый следопыт поправил перевязь с мечом, намереваясь освободить его, но толпа, умоляющая пощадить торговца, невольно сомкнула ряды, тем самым лишив его шансов на спасение.
– Пощады!
– уже единодушно кричал народ, но палач лишь хлестал узника плетью. Максимиллиан уже не реагировал на боль, исторгая чудовищные проклятия.
– Братья, сюда!
– рявкнул палач.
– Держите его прямо.
Сектанты взбежали по лестнице, подхватили толстяка и поставили прямо над люком.
– Пощады!
– непрерывно скандировала толпа.
Максимиллиан стоял, покачиваясь и припадая на сломанную ногу. Палач неторопливо подошёл и накинул верёвку на мощную шею.
– Пощады!
– умоляли люди.
– Да свершится правосудие!
– выкрикнул сектант, с громким хрустом поворачивая рычаг.
Платформа провалилась вниз, и Максимиллиан, судорожно дёргая телом, повис на пеньковой верёвке. Толпа взвыла в едином крике. Торговец извивался из последних сил, и от его тяжести верёвка лопнула. По площади прокатился вздох облегчения. По всем людским законам, однажды казнённый не может быть казнён снова. Боги доказали его невиновность.
– Заменить верёвку!
– рявкнул палач, и несколько чернорясников быстро привязали новую. Народ возмущённо загудел.