Час Пандоры
Шрифт:
– Это становится психоактивным и действует на мозг, происходит изменение личности. Ни один грипп такого не дает!
Но приказ из Берлина был суровым и определенным. Никто вне фирмы «Гауптман» не должен ничего знать, пока еще все можно держать под контролем.
Директор снова положил руку на телефонную трубку Он знал номер правительственного чиновника в Бонне и понимал, что этот звонок положит конец его карьере.
Эта дилемма сводила его с ума.
Глава четвертая
Борт рейса 66 —
пятница, 22 декабря – 18.20 (17.20 Z)
Бренда Хопкинс поправила кислородную маску на лице Эрнста Хелмса и подняла глаза на врача из Швейцарии, похлопавшего ее по плечу. Он уже несколько раз повторил, что они больше ничего сделать не могут. Сердцебиение стабилизировалось насколько возможно.
– Как вы думаете, когда мы приземлимся? – спросил врач.
– Я... я полагаю, через тридцать минут, – Бренда кивком указала на Хелмса. – Он сможет продержаться?
Медик посмотрел вдоль прохода между креслами, прежде чем ответить, стараясь не встретиться с девушкой взглядом.
– Может быть, – ответил он, не желая обескураживать ее.
В то же самое время Рейчел Шервуд шла следом за стюардессой вверх по трапу, ведущему на верхнюю палубу, к маленькой двери в кабину пилотов. Стюардесса дважды постучала, открыла дверь, представила Рейчел, и Джеймс Холлэнд пригласил ее сесть на откидное сиденье, расположенное позади центральной панели, разделяющей кресла пилотов.
Дик Робб назвался первым пилотом и пожал молодой женщине руку, позволив себе открыто разглядывать ее грудь секунду-другую, прежде чем посмотреть ей в глаза. Она уже повернула голову к Холлэнду и не заметила интереса Робба, так что он вернулся к приборам. Холлэнд привел в движение свое кресло, чтобы немного развернуться и видеть собеседницу.
– Мисс Шервуд, меня зовут Джеймс Холлэнд. Рад познакомиться с вами.
Перед ней был тот самый красавец-пилот, которого она заметила в аэропорту. Помощник посла протянула руку, и он аккуратно пожал ее. Тепло его могучей ладони окутало ее всю, пока глубокие синие глаза смотрели на нее, разжигая внутри ее существа трепет чувств, удививших Рейчел. «Что-то в нем есть такое – нечто очень возбуждающе-чувственное, – подумала она, – хотя вид у него печальный».
Та же волна дрожи, что пробежала у нее по спине во Франкфурте, возникла снова, но уже с силой цунами. Рейчел откашлялась, обеспокоенная тем, что голос помощника посла Соединенных Штатов будет звучать, как у легкомысленной девчонки.
Глядя прямо на Холлэнда, не способная отвести взгляда, она объяснила, что беспокоит ее босса.
– Нет, самолет никто не угоняет, – заверил ее Джеймс. – Но раз вы, ребята, из Государственного департамента, позвольте мне задать вопрос вам. Разве не возникает большая дипломатическая проблема, если иностранное государство фактически приказывает американскому авиалайнеру, полному американских граждан, вернуться и подвергнуться карантину?
Рейчел на мгновение замерла. А что в этом предложении делает слово «карантин»? Холлэнд объявил всем по трансляции, что они возвращаются во Франкфурт для того, чтобы сердечнику оказали более квалифицированную помощь.
– Боюсь, что есть кое-что еще, – начал Холлэнд, заметив изумление на лице женщины. – Я забыл, что вы не в курсе. – Он рассказал ей о происшедших событиях и о том, что жертва сердечного приступа поднялась на борт уже инфицированная опасным вирусом гриппа, и что все пассажиры тоже могут заразиться.
В глазах Рейчел вспыхнула тревога.
– Все мы?
– Видимо, так, – Холлэнд пожал плечами. Несколько секунд Рейчел смотрела в пространство и молчала, пока пилот не указал пальцем вниз.
– Ах да, ваш босс, посол...
– Ланкастер. Ли Ланкастер, – подсказала она, слегка подпрыгнув, словно выводя себя из оцепенения.
– Правильно. Посол Ланкастер. Может быть, он захочет помочь нам решить вопрос на правительственном уровне, раз уж вы оба страдаете в той же мере, что и мы.
– Как долго продлится карантин? – поинтересовалась Рейчел, ее мозг заработал быстрее при этой мысли. Ведь у них деловое расписание. Им надо быть в Вашингтоне, а потом эта речь в Национальном пресс-клубе...
Капитан покачал головой и взглянул на Робба, делавшего вид, что не обращает на них внимания.
– Я не знаю, мисс Шервуд, – сказал Холлэнд.
– Рейчел, – поправила она, пожалуй, слишком быстро.
Пилот кивнул.
– Да, конечно, Рейчел. – Он замолчал и почти улыбнулся, словно неожиданно увидел ее в другом свете. Холлэнд заметил, что известие о карантине огорчило ее куда больше, чем весть о возможном заражении страшным вирусом гриппа. – Мы не имеем ни малейшего представления, Рейчел, сколько времени они собираются нас продержать или о каком лечении идет речь. Я подумал, как можно остановить вирус? Каким образом можно легально удерживать иностранцев? Наш самолет находится вне границ, и, разумеется, я могу использовать некоторое дипломатическое руководство.
Рейчел встала и, явно не сознавая, что делает, успокаивающим жестом коснулась его плеча рукой.
– Прошу вас, – продолжал он, – не говорите об этом больше никому. Я еще даже не сообщил своему экипажу.
Ее голос прозвучал мягко и отрешенно.
– Нет проблем. Я попрошу посла подняться сюда.
* * *
Рейчел вернулась в салон первого класса, не обращая внимания на высокого, седовласого пассажира со знакомым лицом в кресле 3-Б, крепко вцепившегося в трубку и торопливо обсуждавшего изменения в расписании с кем-то за тридевять земель отсюда. Потом он с грохотом швырнул трубку и гневно вдавил кнопку вызова стюардессы. Преподобный Гарсон У.Уилсон, известный всей Америке евангелист, повернулся к своему обалдевшему секретарю – молодому человеку по имени Роджер – и указал на потолок с выражением неприкрытого презрения.
– Мы не можем перенести на другое время интервью на Эн-би-си! Я говорил с их продюсером, Кейси-как-его-там, и этот... этот... су... – он почти уже заговорщически прошептал слово, но Роджер выпрямился, широко открыл глаза и приложил палец к губам. Его босс нахмурился и выкатил глаза: – ...этот введенный в заблуждение молодой негодяй, так пойдет? – прошептал преподобный Уилсон.
– Так лучше, – ответил Роджер. – Повсюду уши.
– Ладно, введенный в заблуждение молодой кретин... – Уилсон выговорил слова излишне театрально. Его известный акцент штата Теннесси, медлительный, тягучий, придал словам особый ядовитый сарказм, словно он дразнил всех и каждого. – Он говорит, что нашел какую-то кинозвезду для шоу в четверг. Либо мы приезжаем вовремя сегодня вечером, либо мы в нем не участвуем.