Час пробил
Шрифт:
Вы видели кого-нибудь из них в своей спальне той ночью? — Нет.
Элеонора подобралась и даже — чего не переносила в других — облизнула кончиком языка пересохшие губы: сейчас она должна была задать самые сложные вопросы, от них зависело многое. Палец прижал цифру восемь, и малиновый ноготь впился в толстое круглое основание восьмерки.
В ту ночь в вашей спальне был кто-то или что-то? — Лоу напрягся, кровь отхлынула от лица, нижние и верхние веки сжались так плотно, как ни разу до этого: даже ресниц, его длинных ресниц, было почти не видно. Он напоминал зажмурившегося младенца.
Из-за спины Элеонора услышала сдавленный голос Барнса:
— Может, хватит, в $амом деле? Он в тяжелом состоянии.
Элеонора пропустила его слова мимо ушей.
Кто-то или что-то? — Она внутренне ликовала, заранее предусмотрев этот вопрос. Лоу закрыл глаза, потом открыл, посмотрел на Элеонору и снова закрыл. Выдержал паузу и повторил все снова. Это могло означать только и д а, и нет.
В котором часу появилось это нечто или некто? В полночь, в час ночи, в половине второго, в два, в полтретьего, без четверти три? — Когда палец коснулся слов «без четверти три», Лоу закрыл глаза. — Да.
Элеонора была озадачена. На этом составленные заранее вопросы были исчерпаны. Она растерялась и, нервничая, стала сжимать и разжимать пальцы. Конечно, выклеивать вопросы, когда Барнс сверлил спину, не очень-то удобно и заняло бы массу времени. Она перехватила взгляд Лоу, указывающий на пюпитр у изголовья, который крепился к стене блестящим металлическим кронштейном. На пюпитре лежали карандаш и стопка бумаги. Элеонора схватила спасительный листок и большими печатными, по-детски скачущими буквами написала (цифры впопыхах она, естественно, не ставила):
Это живое существо? — Да.
Человек? — И д а, и нет.
Сначала появилось какое-то существо, а потом человек? — Лоу мгновенно закрыл глаза, как бы говоря: д а-д а, именно так это и было.
Вы начали кричать и поняли, что никто не успеет прийти к вам на помощь. Тогда вы начали стрелять, потому что угрозы по телефону заставили вас взять с собой ваше ружье? — Да. Лицо его исказила судорога.
— Хватит! — выкрикнул Барнс, и только тогда Элеонора заметила, что он давно отошел от окна и видел все вопросы и ответы, начиная с вопроса: в котором часу?..
Элеонора не могла предположить, что такой уравновешенный и выдержанный человек, как Барнс, способен проявлять столь бурный гнев. Она смотрела то на Барнса, то на Лоу и, увидев поддержку в глазах беспомощного больного, поспешно записала еще один вопрос:
Вы попали в того, в кого стреляли? — Она торопливо перечеркнула нескладный вопрос и написала: Вы попали в цель? — Д а, — не задумываясь, ответил Лоу.
Вы не могли ошибиться? — записала опа и умоляющей скороговоркой выпалила:
— Подумайте, вспомните, прошу вас — это очень важно, очень! Так вы не ошиблись?
Нет.
Элеонора почувствовала на плече сильную руку Барнса.
— Миссис Уайтлоу, — произнес скрипучий голос, — всему есть предел, никогда не нужно заглядывать за грань, отделяющую дозволенное от недозволенного!
Элеонора поднялась, стоя у кровати, сделала неловкий полупоклон. Но Дэвид Лоу смежил веки и уже не мог видеть подлинного участия, светившегося во взоре молодой
В холле перед палатой миссис Уайтлоу постаралась взять себя в руки, взглянула на Барнса — сама невозмутимость. Трудно представить, что всего минуту, нет, долю минуты назад клокотал от гнева. Интересно, его душил гнев возмущенного профессионала, гнев врача, стремящегося всеми силами оградить больного от посягательств бестактных визитеров, или в своих вопросах Элеонора слишком близко подошла к чему-то, что в значительной степени касалось и доктора Барнса?
Пучеглазое создание в аквариуме, казалось, ни на секунду не покидало своего поста, шароподобные глаза пристально изучали Элеонору, и в какой-то миг почудилось, что безобразная рыбина подмигнула. Барнс молчал, Элеонора искала повод начать ни к чему не обязывающий разговор, начать только для того, чтобы разрядить возникшее в палате напряжение.
— Скажите, доктор, — невинно произнесла она, — эти рыбы, с таким длинным латинским названием, способны подмигивать?
Возможно, у Барнса была масса недостатков, но отсутствие чувства юмора среди них не числилось. Он посмотрел на Элеонору и обезоруживающе улыбнулся.
— При взгляде на вас, миссис Уайтлоу, по-видимому, у всех живых существ возникает неосознанное желание кокетничать, особенно если это существа мужского пола. Готов поручиться, что наш герой, — Барнс кивнул на застывшее чудище, — мужчина, и совершенно естественно, что он вам подмигивает.
Из больницы они вышли как добрые друзья, поэтому нет ничего странного в том, что Элеонора приняла предложение Барнса заехать к нему.
— Я не случайно пригласил вас, — начал Барнс, как только они оказались в полутемной просторной гостиной. — Не случайно. Видите ли, я хорошо отношусь к вам и хотел бы кое о чем потолковать.
Элеонора давно обратила внимание, что при расследовании преступлений часто приходится иметь дело с людьми, использующими в своем лексиконе оборот «я к вам хорошо отношусь», нередко хорошее отношение бывает прямо пропорционально заинтересованности того или иного лица в ходе следствия. Но, будучи воспитанной женщиной, к тому же находящейся в гостях, она сказала:
— Спасибо. Ценю ваше хорошее отношение.
Барнс посмотрел на нее, в его взгляде она прочла: «Ваши соображения о людях, претендующих на хорошее отношение к следователю, я раскусил, хотя так, как вы думаете, бывает не всегда, вовсе не всегда». — «Согласна, не всегда, — мысленно ответила Элеонора, — но бывает же, и чаще, чем вы полагаете».
— Я хотел рассказать вам об африканском периоде жизни Дэвида Лоу, мало кто знает о нем. Кроме меня, может, только его… — он явно хотел сказать «любовница», но засомневался, не покажется ли Элеоноре это слово слишком фривольным. — Кроме меня, может быть, только его привязанность.
— Вы имеете в виду мисс Розенталь?
— О! Вы уже в курсе? Дэвид несколько лет жил в Африке и занимался, знаете ли, изучением колдунов, африканских колдунов, — он поднял палец вверх.
— Как интересно! — Ирония Элеоноры, к счастью, осталась незамеченной: юмор Барнса не был столь тонок, чтобы его обладатель спокойно переносил насмешки.