Час прошлой веры
Шрифт:
А почему ты решил, что должно быть иначе?
Почему ты решил, что можешь знать, кто был злым, кто - честным для выдумавшего произнесенное тобой? На что ты посмел рассчитывать, снова бессмысленно воспользовавшись плодами не своей мудрости? Дурак, дурак!
Конец. Вот это уже точно конец. Смерть. Скорей бы, скорей, чтоб закончилась эта пытка ожиданием неминуемого... Ксюша, Ксенечка, бедная моя... Да скорее же!
Почему оно не двигается? Стоит, огромное и непобедимое, стоит совсем рядом, вот здесь, раскинуло крылья, не двигается... Стережет? Загнало в угол и не выпускает, ждет. Чего, чего еще дожидается эта гадина,
Олег не заметил, как бессвязный бред его мыслей прорезался остервенелым криком, как животный ужас сменился звериным бешенством, и бешенство это, неосознанное еще, помимо воли швырнуло его вперед - бить, убивать, рвать в клочья зубами и пальцами.
Что именно произошло потом, он понял, только когда выскочил из часовни, когда замер на миг, озираясь растерянно и безумно. Собственно, не произошло ничего - Олег проскочил сквозь стоящее перед ним, не встретив помехи: проклятая тварь оказалась бесплотной. Только вот где он оказался, промчавшись через неведомое? В своем ли он мире теперь?
Вроде все то же было вокруг, а вроде и нет. Огромная луна так же нависала над болотом, разлившимся широкой угрюмой водой, все так же легок и чист ветер, все так же тихо кругом. Только что-то было иным, что-то ускользающее, ничтожное, но бесконечно важное, главное...
Шелест травы под ногами - не тот шелест, странный он, непривычный. Не та трава. Вкус воздуха чуден и нов - и воздух не тот. Даже тишина не та не бывает такой тишины.
А главное - там, откуда ворвался сюда Олег, не было Ксюши. Здесь же она была, но была непостижимо - везде. Ее волосами пахли стелющиеся под ноги травы; лунные блики мерцали в воде, как мерцали бы в ее глазах; осторожный ветер постанывал тихо, но слышимо, как постанывает она, когда во сне видится страшное, но проснуться нет сил...
Некоторое время Олег стоял, настороженно и недоуменно всматриваясь, вслушиваясь, пытаясь понять и не понимая. Потом нетвердо и робко шагнул было к воде, но тут же вскрикнул, крутнулся на месте затравленным зверем. Сзади... Нет, показалось. Это просто шевельнулась своя же тень, подаренная призрачным лунным сиянием. Бесплотная жуть не погналась, она осталась в часовне. Если осталась вообще...
И снова пришлось постоять, пока не успокоилось сорвавшееся в бешеную скачку сердце, пока не унялась дрожь в омертвелых ногах. И снова осторожный шаг - подальше от часовни, к воде. Потому что стоять страшно и нельзя, потому что надо идти, надо искать, искать...
Олег облизнул сухие горькие губы:
– Ксеня... Где же ты, Ксеня?
И словно в ответ на этот еле слышимый шепот, прямо перед ним с гулким тяжелым всплеском взметнулась из неглубокой воды драконья голова на короткой и толстой шее. Суетливые ручейки шустро сбегали с грубой замшелой чешуи, огромные круглые глаза мерцали тускло и холодно, судорожно подергивающиеся ноздри со свистом втягивали стылый и влажный воздух... Глупо, как глупо было надеяться, что прошлое ожило, лишь чтобы напугать и оставить в покое! Ничто еще не кончилось - это только начало.
Страшный рывок за ноги швырнул Олега лицом на траву, будто выдернули из-под подошв землю, и будто теперь она тяжело проворачивается под ним, царапая лицо жесткими стеблями. Упираясь кулаками, напрягшись до хруста в костях, Олег сумел перевернуться, увидеть: то, крылатое, появившееся первым, уже здесь. Вцепилась зубами в Олегову тень, урчит, упирается, тащит за нее, как за продолжение ног, обратно в часовню... А потом окружающее вдруг полыхнуло в глаза неистовым пламенем, рассыпалось искрами и погасло.
Обморок продолжался недолго, но когда Олег снова обрел возможность видеть и понимать, поблизости уже не было ни крылатого волка, ни вынырнувшего из болота ящера. И Ксюши не было. А были стены часовни вокруг, земляной захламленный пол, полумрак и знобкая сырость - и все. Так, может быть, только что пережитый ужас был просто нелепым сном?
Нет. Олег не смог бы объяснить, откуда оно взялось, это ясное осознание реальности произошедшего, - просто оно было и не оставляло ни надежд, ни сомнений в своей безошибочности. Что-то еще должно было произойти, что-то, к чему случившееся было только прелюдией.
Олег торопливо забарахтался: встать, успеть встретить назревающее так, как подобает человеку встречать судьбу. Стоя. Но он сумел только приподняться и сесть, привалившись к стене. На большее не хватило ни сил, ни времени.
Теперь страшное случилось с полом. Почти посередине часовни вспучивался округлый бугор, будто что-то прорастало там, рвалось наружу, и спрессованная щебнистая земля в треске и стоне медленно поддавалась этому настойчивому стремлению.
Вот бугор лопнул, разбрасывая обломки кирпича, комья глины, и из вершины его выпятилось непонятное, заостренное, будто и впрямь непомерный росток проклюнулся.
Росток... Тяжкий островерхий шлем, а под ним - усатое лицо с резкими недобрыми чертами, с залитыми чернотой ямами вместо глаз... И вот, уже весь отягченный непомерными мускулами и обильным вооружением, идол встал, вознесся шишаком к неблизкому потолку. Часовня невесть откуда наполнилась запахом гари и едким дымом. Кашляя, задыхаясь, утирая слезящиеся глаза, Олег следил, как дым этот струйчатым саваном обвивает идолище, как втягивается в многочисленные щели, исчертившие его черное, словно обугленное, тело, и оно на глазах светлеет, наливается цветом и крепостью вымытого влажными ветрами древнего дерева. Все четче проступали подробности тонкой резьбы, уродливый нарост у подножья оформился в прижавшуюся к ногам божества давешнюю крылатую тварь, и воздух снова стал чистым.
А потом с гулом лопнула стена в дальнем углу, и неведомая сила выбросила из-под нее три белесых каменных глыбы. Они тяжко прокатились по полу, сами собой сложились, образовав голову виденного Олегом в болоте пучеглазого ящера. Сложились непрочно - видно было, что многого не хватает.
Смутно, муторно было Олегу. Страх, казалось, уже навсегда въевшийся в душу, ненасытным клещом высасывал кишащий мыслями разум и вместе с тем наполнял его новым, каким-то беспричинным знанием сокровенной сути происходящего. Олег знал - не предполагал, не догадывался, а именно знал, - что деревянный кумир - это Перун, что был он в незапамятные времена повален, сожжен и сброшен в яму, ставшую потом фундаментом часовни. Знал, что глазницы его пусты потому, что два огромных рубина - очи идолища были украдены ниспровергшим его священником, и знал, что священник этот погиб, когда в едва достроенную часовню с безмятежного утреннего неба ударила карающая молния, - ударила и сожгла во мгновение ока. В те времена древние боги были еще достаточно сильны искренней верой, чтобы повелевать стихиями...