Час зверя
Шрифт:
— Все в порядке. П-ппподнимите руки. Полиция Нью-Йорка. Вы арестованы.
Захари припомнил, как Оливер отыскал его в тот раз в коттедже. С тех пор миновал уже год, даже больше. Зах валялся в старой спальне на полу, возле кровати. Совершенно голый, мускулистое тело купалось в теплом ночном воздухе, плыло в морской воде. На поверхности сознания всплывали разные образы. Кружились, играли, растекались и вновь тонули. Память превратилась в сны. Захари созерцал эти образы, смеясь и плача. Он даже не услышал, как в комнату вошел старший брат.
И
— Посмотри, Олли, — заливаясь смехом, пробормотал он, — вон эта чашка. Она полна любви. Нашей любви, брат. Всеобщей любви.Все вместе. В самой структуре, в молекулах. Ты видишь ее, видишь? Вон она!
— Подымайся, чертов святоша! — бушевал Олли. Конечно же, он ничего не увидел. — Вставай! Едем в больницу!
Зах вспоминал все это, прижимаясь к стене возле окна. Сейчас, как и тогда, он был совершенно обнажен, яички закаменели от страха, член съежился. Он пытался выглянуть на улицу, разглядеть полицейского, который сторожил его внизу. Здоровенный детина, лицо словно слеплено из непропеченного теста, укрылся от ветра клетчатой курткой, прислонился к щелистой двери, покуривает «Кэмел», цепко оглядывая улицу. Поджидает Заха. Поджидает его, чтобы посадить в тюрьму, а все из-за того трупа, что лежит в коттедже.
Вот так выглядит мир без дозы наркотиков, без чудного зелья. Зернистый, распадающийся на отдельные детали. У ног копа, в канаве, валяются изжеванные окурки. На той стороне улицы стоит корзина для мусора. Извилистая щель в стене, как раз в том месте, куда уткнулся носом беззащитный Зах. Разве человек способен мыслить, когда его разум засорен подобным вздором?
Зах отодвинулся от окна, прислонился лицом к стене. Думать, думать. Нужно выбраться отсюда, найти Олли. Полицейские вернутся в любую минуту. Обшарят комнату. Отыщут его. Откроют красную сумку. Нужно пробраться мимо того парня внизу. Как это сделать? Как унести свою задницу в безопасное убежище, к старшему брату?
Зах соскользнул на корточки, царапая обнаженную спину о грубую известку стены. Приземлился на четвереньки, высоко задрав голую задницу. Осторожно, чтобы с улицы не заметили его передвижений, пополз через убогую квартирку назад в спальню. Полз по шарикам грязи, перекатывавшимся
Только добравшись вновь до дверцы в кладовую, Зах поднялся на ноги, скользнул в кладовку, снова оказался среди нарядов Тиффани, вдохнул остатки ее аромата, особого запаха ее тела. Чаще всего Тиффани щеголяла в джинсах, но порой, по счастью, надевала и юбки. Длинные юбки буйной южноамериканской расцветки. Зах выбрал одну из них, по щиколотку, в синих и красных завитушках, с культовыми фигурами и примитивными изображениями ягнят. Отыскав эту юбку, Зах припомнил заодно тот спор, который Олли и Тиффани затеяли как-то раз в баре у Лансера.
— О-ли-вер! — мелодично растягивала слоги Тиффани, деликатно выбирая ложечкой лепестки из чашки цветочного чая. — Неужто тебя так подавляет твой евроцентризм, что ты не в состоянии признать существования примитивного искусства?
Олли откинул голову, мученически уставился в потолок и глубоко вздохнул.
— Сдаюсь, сдаюсь. Примитивное искусство — тоже искусство, и примитивная медицина не хуже иных прочих. Только я предпочту врача с Парк-авеню и картины Пикассо.
На миг у Заха закружилась голова. Он прислонился к стене, прикрыл глаза, вспоминая влажные лепестки на блюдечке возле локтя Тиффани. Кофейный осадок на дне в своей чашечке. Нежное личико Тиффани, обращенное к Оливеру, слегка подергивается, словно она не столько сердится, сколько огорчена его словами. Олли отмахивается от нее. А сам Зах сидит за столиком между ними, улыбаясь беззащитной улыбкой.
— Знаете, я верю: мистическое прочтение Нового Завета позволит нам выйти за пределы этих категорий.
Блаженны миротворцы, они ничего не добьются.
Зах тяжело вздохнул. Открыл глаза. Слишком многое надо исправить. Ему не под силу совладать со всеми проблемами. Полиция считает, это он убил ту женщину в коттедже. Они хотят посадить его в тюрьму. Он заведомо проиграл.
И все же Зах не сдавался. С трудом передвигаясь, вытянул из стопки одежды один из пуловеров Тиффани. Большой, свободного покроя свитер из Гватемалы, серый с синими зигзагами. «В тени вулкана» — гласил ярлычок. Зах отнес свитер и юбку в угол комнаты, к зеркалу.
Зеркало располагалось возле распахнутого окна. Зах вновь почувствовал дуновение осеннего ветра на обнаженной коже и затосковал. Если его посадят в тюрьму из-за той женщины в коттедже, он наложит на себя руки — и дело с концом. Даже если они только обвинят его, дадут объявление в газете — ему не пережить такое. Нет, он не выдержит, бросится под электричку или что-нибудь в этом роде.
Зах открыл ящик комода, где хранилось белье Тиффани, но тут же передумал и достал свои собственные трусы и пару белых носков. Затем отодвинулся от окна. Хоть бы никто не заметил его из окон дома напротив.