Чаща
Шрифт:
Становилось темнее. Хвойный лес полностью поглотил лиственный. Ни единого звука не доносилось ни справа, ни слева от мальчика. Гробовая тишина. Гробовая. Микола поежился. Ветер тоже стих. Все стихло. А река? Где шум воды? Где река?
– Исчезла, – прошептал Микола, испуганно оглядываясь. – Потерял. Задумался. Идиот! Как теперь назад возвращаться?
Искать его станут только ночью, ведь все парни его возраста пропадают где ни попадя целыми сутками. А где искать? Начнут с самой деревни. Про лес только к утру додумаются. А там и еще день потратят. Как быть, как быть.
Сел Микола на поваленное дерево и загрустил.
…
Снилось ему, что он маленький и несчастный. Мама оставила его посреди рынка и ушла по своим делам. Вокруг проходили люди, которых он совсем не знал, но они не обращали на него внимания. Он плакал и звал ее: «Мама! Мама!» Но мама все не приходила. Никому он был не нужен, никому. Другие родители вели своих детей за руку, ни на минуту не выпуская. А он все стоял, стоял, не зная, что делать. Он не хотел потеряться. Вдруг мама вернется за ним и не найдет его на месте.
Потом он ее увидел. Оказывается, она не ушла далеко, просто из-за паники он ее не разглядел. Она стояла в трех прилавках от него, наполовину скрытая корзинами с овощами, видно было только ее лицо и темные каштановые волосы, как всегда аккуратно уложенные вокруг головы. Никогда мама не выходила на люди в растрепанном виде. А теперь всегда идеальная мама плакала посреди площади. Плакала и орала на отца, который стоял тут же, рядом с ней, понуро опустив голову и теребя в руках край куртки.
– Зачем, зачем ты к ней ходишь? Я не понимаю. Я просто не понимаю происходящего.
Он ответил ей, но не очень уверенно:
– Не твое дело, с кем я провожу свое время. Твое дело – заниматься домом и детьми. И с тем, и с другим ты не очень пока справляешься.
– Что?! – завопила мать. – Да как ты смеешь говорить мне об этом! Я прекрасно воспитываю нашего сына. Он хорошо образован, у него манеры, он сытый и чистый. Чистый, в отличие от твоей душонки! Одно дело твои шашни с прислугой или пьяные пирушки с друзьями, оканчивающиеся в постелях, весьма отдаленных от постели твоей супруги. Я все могу понять, все вы мужчины кобели еще те. Но ходить в лес к какой-то потаскушке, регулярно ходить… Сколько ты это уже делаешь? Сколько времени прошло, прежде чем ты решился мне про все рассказать? Месяц? Два?
– Год, – отец покраснел. Микола видел это даже со своего места. А потом побагровел и поднял глаза, больше не смотрел в землю.
– Год? Целый год? Да если бы я могла от тебя уйти, если бы только было можно, я бы непременно это сделала сию же минуту.
– Не сделала бы.
– С чего ты такое взял?
– Куда ты пойдешь? Вернешься к своим бедным родителям? Или ты забыла, откуда я тебя вытащил?
– Я ничего не забыла! Я была самой красивой девушкой во всей деревне. Любой был бы счастлив жениться на мне.
– Была. Но что-то изменилось. Тебе уже не шестнадцать лет, и ты никакая уже не девушка.
Мать замахнулась. Первый раз в жизни замахнулась. Она не била даже своего сына. Никогда. И слуг не била, хотя могла бы. Она никого бы в жизни не обидела. Она замахнулась, но опустила бессильно руку.
– Я могу содержать тебя полностью до конца твоих дней. Построить тебе дом. Ты не будешь ни в чем нуждаться.
– А сам ты будешь жить со своей этой шлюхой?
– Не знаю. Наверное. Может быть и нет. Ты согласна? Я взял за тебя ответственность и я позабочусь, чтобы ты не умерла от голода.
– Я никогда в жизни не соглашусь на то, чтобы вся деревня судачила о том, что Марья не живет вместе с мужем, что он ее бросил. Никогда никто обо мне такого не скажет.
– Так что же будем делать?
– Брось ее, вернись в семью, давай все забудем, – взмолилась мама. – Все будет как раньше.
– Чтоб родилось что-то новое, что-то должно умереть. Я больше не люблю тебя, Марья, и никто из нас ничего не сможет с этим поделать. Если я и любил тебя раньше…
– Замолчи! Замолчи и никогда больше мы не вернемся к этому разговору. Скажи только…. Скажи только, как ее зовут.
– Моргана.
И тут земля затряслась, еда с прилавков посыпалась на грязную землю, люди падали и исчезали. Микола упал на бок. Его продолжало трясти.
…
– Эй! Мальчик! Мальчик!
Микола приоткрыл один глаз.
– Мальчик, ты живой? – до сознания доносился приятный девичий голос. – Ты что здесь спишь? Почему не дома? Мальчик, мальчик!
Микола вырвал руку из непрошенных объятий:
– Отстань! Кто ты такая?
Открыл оба глаза, повернулся на голос и обомлел. Перед ним на коленках сидела очень молодая девушка. Лет шестнадцати, с волосами такими темными, как крылья у ворон, в деревне таких не встретишь, с бледным лицом, и яркими, голубыми, как кусок неба, глазами. С обеспокоенным выражением лица она наклонилась к Миколе и трясла его, пытаясь разбудить.
– Я Моргана, и я тебе уже представилась и не раз, пока ты отбивался от меня и кричал. А ты кто?
– Я Микола. Гулял по лесу, прилег на траву и нечаянно заснул.
Девушка вскочила на ноги и давай смеяться:
– Ты заблудился, заблудился! Заблудился в трех шагах от деревни.
Микола тоже вскочил на ноги и сжал кулаки:
– Ничего не в трех шагах, в километре от деревни растут осины и клены, а тут кругом сплошные сосны или что это такое. И не заблудился я! Я знаю дорогу!
– Хорошо, не заблудился, так не заблудился. Тогда я пойду, – и она начала удаляться между деревьев, озорно пританцовывая.
– Погоди! Да, да, я заблудился. Я не знаю, как вернуться домой, а уже наверное ночь. Ты знаешь, как вернуться в деревню? Если знаешь, скажи. Я сын деревенского Главы. Мои родители что угодно тебе за меня дадут.
– Двадцать ударов розгами они мне дадут, знаю я этих деревенских глав. Провожу тебя до опушки, а дальше сам.
И помчалась в лес, как лань, быстро и легко перебирая ногами, скрытыми в складках темно синей юбки.