Чаша цикуты. Сократ
Шрифт:
К нему подошёл Продик и сел рядом.
— Что делает здесь Лисикл, — спросил Продик, — этот мужлан, друг демагога Клеона и враг Перикла?
— Не знаю, — ответил Сократ. — Правды не знаю, а слухи передавать не стану.
Слухи же, гулявшие по Афинам, были таковы: скототорговец Лисикл влюблён в жену Перикла Аспазию и пользуется её благосклонностью. Последнее подтверждалось тем, что Лисикл был здесь, в доме Перикла, гостем на пиру, на котором не было самого Перикла.
— Так чем у вас всё это кончилось? — спросил между тем Лисикл. — Что будет с убийцами в Аиде?
— Раскаявшиеся будут возвращены на землю
Сократ смотрел на Лисикла, а думал об Аспазии, о том непостоянстве чувств и привязанностей, которое свойственно даже самым прекрасным и мудрым женщинам.
Неожиданно вернулась Аспазия.
— Вот мысль, которая не даёт мне уснуть, — сказал она, объясняя своё возвращение к гостям. — Следовало бы вам или кому-то из вас отправиться в Дельфы и попросить Аполлона Пифийского об оракуле для Афин — о войне, о победе или поражении. И чтоб этот оракул был известен только нам.
— Пусть отправляется Сократ, — молвил Продик. — Он самый молодой, к тому же Пифия к нему благоволила, когда назвала самым мудрым из афинян, — не без ехидства добавил он.
— Сократ? Один? — Аспазия обвела взглядом гостей. — Но согласится ли он?
— Я согласен, — ответил Сократ, — если дары пошлёт для храма Продик. И богатые. Чтоб мне не стыдиться перед жрецами Аполлона.
— Дары отправлю я, — сказала Аспазия и тем выручила Продика, который уже было схватился за голову от отчаяния. — Кто пойдёт с Сократом?
— Я, — подал голос Софокл. — Хочу увидеть вновь у подножия Парнаса тот перекрёсток дорог, где несчастный Эдип убил своего отца Лая, фиванского царя.
— Остановите Софокла! — потребовал Продик. — Иначе он перескажет нам сейчас всю историю царя Эдипа, для которой не хватит одной ночи.
— Прекрасно, — похвалила Софокла Аспазия за его решение отправиться в Дельфы вместе с Сократом. — А ещё я рада тому, что ты наконец примешься писать новую трагедию, обещанную мне. Ведь этим объясняется твоё желание побывать на перекрёстке дорог у подножия Парнаса? Ты напишешь трагедию «Царь Эдип»?
— Да, божественная Аспазия, — ответил Софокл. — Я выполню обещание.
Сократ подумал, что Аспазия подвигла на великие свершения не только Перикла, но и Фидия, и Софокла, и Еврипида, и Геродота. Да и его, Сократа, вовлекла в круг знаменитых мыслителей и поэтов. Но скажите, боги, зачем ей Лисикл? И почему она так открыто покровительствует ему вопреки воле Перикла? Что нашла в нём Аспазия — красоту, ум, доблесть? Ничего этого в нём нет. Есть лишь дурная молодая сила и богатство. Трудно поверить, чтобы они могли прельстить красивейшую и умнейшую женщину Афин. Или она предчувствует падение Перикла? О женщины, опаснейшие из прорицательниц!..
Аспазия ушла, вновь пожелав гостям счастливого пиршества до светоносной звезды.
XI
Проводив Софокла, Сократ возвращался домой и был уже стадиях в двух от своего дома, когда из боковой улицы навстречу ему вышла шумная компания молодых людей, среди которых он сразу же узнал Алкивиада, племянника Перикла. Судя по всему, молодые люди, как и он, Сократ, возвращались с ночного пиршества — что-то выкрикивали, громко
— Это же Сократ! — объявил он громко своим друзьям. — Посмотрите: он, как и мы, возвращается с пирушки! Правда ли, Сократ? Похвастайся, ведь ты дожил до конских лет!
Надо думать, что друзья Алкивиада поняли, почему он сказал о конских летах, а не о бычьих или собачьих: в одной из старых басен рассказывалось о том, как к человеку, построившему дом, явились зимой конь, бык и собака и попросили приютить их на время зимних холодов. Человек согласился, но потребовал от коня, быка и собаки, чтобы каждый из них взамен подарил ему часть своей жизни. Так к годам человека, назначенным ему Зевсом, прибавились конские, бычьи и собачьи годы. Г оды Зевса человек проводит счастливо. Дожив до конских лет, становится хвастливым и чванливым, а в собачьи годы — сварливым и злым.
— Нет, я не дожил ещё до конских лет, — ответил Алкивиаду Сократ. — И потому не стану хвастаться. А встрече с тобою я рад.
— Так ведь и я рад, — сказал Алкивиад. — К тому же у меня к тебе есть дело. Вы идите! — обернулся он к друзьям. — Я вас догоню.
Компания двинулась дальше, смеясь и балагуря.
— Я был в гетерии среди аристократов и там случайно услышал разговор о Меноне, который донёс на Фидия. Хорошо, что я запомнил имя Менона, хотя он не стоит того, — принялся объяснять своё «дело» Алкивиад, когда компания удалилась. — Разумеется, о Меноне говорили с презрением: доносчик и аристократ — понятия несовместимые. Верно, Сократ?
— Скажу больше: несовместимыми являются понятия «человек» и «доносчик».
— Да. Но аристократ и доносчик — это никогда! — Язык у Алкивиада немного заплетался, но мыслил он чётко. — С презрением говорили также о демагоге Клеоне и его партии. Это партия нищих, не так ли, Сократ? Все беды от нищих. Но когда им надо кого-то подкупить, они всё-таки находят деньги. Собирают по оболу с каждого оборванца — и вот уже этих оболов тысячи! Верно? Они коварны. И понятие чести им чуждо. Глупы и коварны. Они подкупили Менона, чтобы он сделал донос. Это тем более легко сделать, что Фидий держал бездарного Менона в чёрном теле. Это была ошибка Фидия: всё мерзкое рождается из зависти, он должен был это знать.
— Чей разговор ты передаёшь? — спросил Сократ.
— Не знаю. Разговаривали в другой комнате, я не решился туда заглянуть. Только слышал, потому что дверь какое-то время оставалась открытой.
— Что ты слышал ещё? Может быть, были названы какие-то имена?
— Да, было названо одно имя — Диний. Этот Линий вручил деньги Менону. Он же проболтался об этом одному из тех, чей разговор я нечаянно подслушал в гетерии. Там была сказана о нём такая фраза: «Недавно я встретил пьяного Диния, которого ты хорошо знаешь, угостил его ещё кружкой вина на Агоре, а он в благодарность за это выболтал мне страшную тайну».