Чаша цикуты. Сократ
Шрифт:
— Хорошо, — согласился Менон.
— Сейчас же.
— Конечно.
— И будь осторожен, — предупредил его Сократ. — Прежде чем постучаться к Динию, осмотрись, не следит ли кто за тобой. Ты будешь убит в двух случаях, — вбил последний гвоздь Сократ, — если не вернёшь немедленно деньги или если когда-либо проболтаешься о связи с Динием. Прощай.
Сократ ушёл по тропинке вниз, к речке, а Менон остался сидеть. Уже у речки Сократ обдумал ещё раз, правильно ли он поступил. По всему получалось, что правильно: Менон либо поверил ему и пойдёт с деньгами к Динию, либо не поверил и пойдёт к Динию выяснять, где правда и где ложь. Но в любом случае, заключил Сократ, Менон приведёт его к дому Диния. Оставалось лишь проследить за ним.
От мастерской плавильщика Хария в город можно
85
Герма — четырёхгранный столб, увенчанный головой божества. Гермы употреблялись как верстовые и межевые столбы, ими отмечали священные участки, и сами они считались священными.
Дом Диния оказался вблизи Пеларгика, заклятого места, на котором афиняне не селились с давних времён, — оно было закрыто для заселения древним Пифийским оракулом, который гласил: «Пеларгику лучше быть пусту». Велико было суеверие афинян, если они боятся строить дома почти у самого Акрополя.
Схоронившись за углом каменной ограды соседнего дома, Сократ наблюдал за тем, как Менон стучит в ворота усадьбы Диния. Сократ знал эту усадьбу и самого Диния, базарного надсмотрщика на Агоре, к которому многие богатые афиняне обращаются за помощью, когда надо найти свободных флейтисток и танцовщиц для пиршества. Диний приглашает флейтисток и танцовщиц, а с заказчиков берёт деньги — это государственная служба. Кроме того, он взимает налоги с продавцов на Агоре — с мясников, торговцев птицей, маслом, сыром, мёдом, вином, рыбой, фруктами и овощами, зерном и мукой, лепёшками и пирожками. Сократ знал его едва ли не с детства. Торговцы, которые дружно недолюбливали Диния — никакой товар не удавалось утаить от бдительного сборщика налогов, — говорили, досадуя, что Диний вечен. Вечный, скряга, тайный развратник, мздоимец, сводник — всё это часто прилагалось к имени Диния и, надо думать, не зря. Сократ сразу же подумал о нём, когда Алкивиад произнёс это имя. Но следовало всё же проверить и воочию убедиться, что это именно так: много Диниев было в великих Афинах. Вот и Сократ не один, что, впрочем, ничему не мешает. Разве что боги призовут вдруг не того Сократа, какого нужно...
Калитка в воротах приоткрылась, и Менон исчез. Сократ мог бы теперь и уйти, но внутренний голос, дэймон, вдруг остановил его: «Не уходи!» И Сократ остался, давно убедившись в том, что дэймона надо слушаться, что он всегда прав. Прав оказался дэймон и на этот раз: покинув свой наблюдательный пост, Сократ не увидел бы того, как Менон был буквально вышвырнут за ворота двумя дюжими работниками Диния. И когда Менон уже лежал на земле, издавая стоны, из-за ворот послышался голос Диния.
— Чтоб ты сдох, шелудивый пёс! — прокричал Диний. И эти его слова конечно же предназначались Менону.
Сократ не стал напрашиваться в гости к Динию, хотя дэймон никаких предостережений ему на этот счёт не дал. Достаточно было увидеть то, как Диний обошёлся с Меновом. Кроме умения слушать внутренний голос, человек ещё должен хорошо видеть и понимать то, что происходит вокруг: ведь глаза и ум ему тоже даны богами.
Менон, поднявшись с земли, долго разглядывал ободранные колени и локти. Затем сорвал несколько листов подорожника, поплевал на них, прилепил к ранам и привязал лоскутками, оторванными от хитона. Отряхнувшись от пыли, побрёл прочь прихрамывая. Никто теперь не позавидовал бы Менону. То, что экклесия своим решением поставила его под защиту архонтов, уже ничего не значило: верховный жрец, главный казначей и пробулы установили, что всё золото и вся слоновая кость, выданные Фидию для изготовления Афины Парфенос, употреблены по назначению и что, стало быть, донос Менона на Фидия был ложным. А ложный донос, из каких бы высоких соображений он ни был сделан, характеризует доносчика в глазах народа однозначно — как клеветника. И эта дурная слава теперь по праву принадлежала Менону. И никто — ни боги, ни архонты — не мог уже защитить Менона от этой славы. Жить с дурной славой труднее, чем со сварливой женой...
Хотелось есть, но Сократ решил, что лучше остаться без пищи, чем снова встретиться с Ксантиппой, которая наверняка обрушится на него с новой силой. К тому же оставалась возможность раздобыть что-нибудь на рынке в качестве дружеского угощения. На рынке же Сократ решил встретиться с Динием — при народе, а не так, как встретился с ним Менон.
Посещение рынка Сократ начал с обувной лавки Симона. Симон был грустен, вздыхал и не собирался, кажется, обедать, из чего Сократ заключил, что дела у Симона идут из рук вон плохо.
— Не удалось ничего продать? — спросил сочувственно Сократ.
— Беда в другом, — ответил Симон. — Приходила Хрисида, и я снова не смог сказать, что хочу на ней жениться.
— Хрисида? Это кто же? Ахарнянка [86] , которая торгует чесноком?
— Она, — вздохнул Симон. — И вот я не могу решить, надо ли мне жениться. Что посоветуешь, Сократ?
— Жениться или не жениться? Тут дело обстоит таким образом, Симон: как бы ты ни поступил, ты всё равно потом пожалеешь — и в том случае, если женишься, и в том случае, если не женишься. Плохо и то и другое.
86
Ахарнянка — жительница Ахарн — местечка и дема в Аттике, к северу от Афин.
— А что же хорошо? — спросил удручённый ответом Симон.
— Хорошо, когда человек не слушает чужих советов и поступает так, как подсказывает ему душа, — засмеялся Сократ.
Агора была многолюдной — время шло к зиме, а тут выдался тёплый ясный денёк, удобный и для покупателей, и для торговцев. Было много домашней птицы, дичи, рыбы, зерна, орехов, мёда. Повозками были забиты все подъезды к площади. Над торговыми рядами витал сладкий дух изобилия. Дымились и манили к себе рыбожарки, у фруктовых рядов кружилась от ароматов голова. Шла бойкая торговля молодым вином — в солнечный тёплый день всех донимает жажда.
Сократ, побродив вдоль рядов, направился к телегам, в тени которых приезжие торговцы развязывали свои корзинки и мешочки со снедью, привезённой для себя, для собственного подкрепления, — ведь время близилось к полудню. Многие из этих торговцев, живущих на северных равнинных землях, знали Сократа и были всякий раз рады поболтать с ним об афинских новостях и сплетнях. А заодно, разумеется, и угостить его, если он не откажется.
Несколько человек окликали Сократа, но он остановился у телеги фриянина Тимократа, торговца сыром и маслом, которого знал давно по той причине, что земли Тимократа во Фрии соседствовали с землями Критона, в имении которого Сократ бывал ежегодно по два-три раза — на сборе персиков, винограда, оливок, на косовице. Знал он и сыновей Тимократа — Филократа и Демея, — старший из которых, Филократ, был ровесником Сократа.
Тимократ и его сыновья обедали, сидя на подстилке под телегой, когда Сократ подошёл к ним.
— Хайре! — поприветствовал их Сократ. — Удачной вам торговли!
Тимократ сразу же узнал его, пригласил в свою компанию, на что Сократ, признаться, очень рассчитывал. Тимократ был человек воспитанный и не сразу принялся донимать Сократа вопросами: дал ему поесть и попить, а уж потом спросил о войне — теперь все спрашивали о войне:
— Когда, по-твоему, она начнётся и не остановим ли мы спартанцев на Истме?