Чаша цикуты. Сократ
Шрифт:
— Какую же сумму получил Меной? Не слышал? — спросил Сократ.
— Слышал. Речь шла о двадцати минах. Столько стоит хорошая лошадь, Сократ. Уж я-то знаю, сколько стоит хорошая лошадь, — похвастался Алкивиад. Впрочем, он действительно знал толк в лошадях: отец оставил ему в наследство несколько табунов этих прекрасных животных, пасшихся на северной равнине.
— Ты очень помог своему великому дяде Периклу, — сказал Алкивиаду Сократ. — Сообщить ему об этом?
— Не надо, — ответил Алкивиад и спросил: — А он действительно велик? Ты так считаешь? В той гетерии, где я был, думают иначе.
— Если там думают иначе, не ходи туда, — посоветовал Сократ. — Слава Перикла останется в веках, а о той гетерии будут вспоминать разве что перед тем, как плюнуть.
— Мне жаль, если на долю Перикла достались все великие дела, — вздохнул Алкивиад. — Вот и войну с Лакедемоном он не решается начать. Это тоже великое решение?
— Разумеется.
— Жаль. Но ведь мне тоже хочется совершить какое-нибудь великое дело. Война же для великих дел самое подходящее место. Так думают все мои молодые друзья. Неужели нам суждено состариться в попойках и любовных похождениях? Скучно, Сократ. Ох, как скучно!
— Конечно, военная слава — громкая слава, Алкивиад. Но слава мудрости уравнивает людей с богами. Жаль, если ты этого не понимаешь. Я мог бы тебе это растолковать, если бы стал твоим учителем.
— Так стань им, — засмеялся Алкивиад. — Что тебе мешает?
— Скажи об этом Периклу, — серьёзно ответил Сократ. — И сам подумай. Выбирая учителя мудрости, человек выбирает судьбу.
Они простились. Алкивиад пустился бегом догонять своих друзей, чьи голоса ещё были слышны в отдалении.
Ксантиппе не нравилось, если Сократ проводил ночь не дома. По правде говоря, почти все замужние афинянки осуждали своих мужей за их ночные пиршества. Но поскольку женщины в принятии каких-либо государственных решений не участвовали и не могли участвовать, им оставалось лишь одно: находить свои способы воздействия на непутёвых мужей. Ксантиппа, например, отводила душу в семейных ссорах, после чего Сократу для замаливания вины поручалась какая-нибудь тяжёлая работа. Это не значит, конечно, что Сократ всякий раз выполнял её. Не выполнив же работу, он не получал прощения жены. Приходилось выбирать, что для него в данный момент дороже — доброе расположение Ксантиппы или свобода.
Выслушав терпеливо всё, что думала о нём Ксантиппа, и получив приказ вычистить птичник, Сократ взял лопату, дошёл до птичника, сунул лопату в бурьян, перемахнул через ограду — и был таков. Чистить птичник — вообще не занятие для свободного гражданина великих Афин. Свободный гражданин обязан делать только то, что определено в присяге. В ней же сказано, что афинянин никогда не посрамит священного оружия, не покинет в бою товарища, в любой момент выступит на защиту отеческих храмов и святынь и оставит после себя отечество большим и лучшим, чем сам его унаследовал. А ещё свободный афинянин должен слушаться властей, повиноваться установленным законам и защищать их один и вместе со всеми. И всё. Прочее же не его забота. Правда, афиняне говорят: если у тебя нет раба, ты сам становишься рабом. У Сократа нет раба. И стало быть, рано или поздно птичник ему чистить придётся. Но не сегодня. Сегодня он прежде всего найдёт Менона, затем — Диния, затем... Алкивиад ему очень помог. Если ему удастся вырвать у Диния признание в том, кто вручил ему деньги для Менона, то, возможно, будет раскрыта вся цепочка заговорщиков: некто, передавший деньги Динию, сам Диний, Менон и непосредственный убийца Фидия.
Впрочем, последнее звено, может быть, никак не связано с предыдущими...
Менона, как и в прошлый раз, Сократ нашёл у плавильщика Хария. Менон стоял у горнила за спиной Хария и наблюдал, как тот работает: плавит и разливает в формы металл. Сократ подошёл к нему сзади и положил на плечо руку.
Менон нехотя обернулся, увидел Сократа и с досадой спросил:
— Ну что ещё?
— Поболтаем, — предложил Сократ. — Погуляем по окрестным холмам и поболтаем.
Харий услышал их разговор, тоже обернулся, поприветствовал Сократа и сказал:
— Погуляйте, погуляйте. Не люблю, когда у меня торчат за спиной.
— Ладно, — согласился со вздохом Менон. — Погуляем. Но я ещё вернусь, — сказал он Харию уже от двери.
— Не сомневаюсь, — кивнул головой Харий. — Теперь ты важное лицо, под защитой архонтов, тебя пальцем нельзя тронуть.
— Ладно тебе! — огрызнулся Менон. — Только бы болтать!
— Послушай, — сказал Менону Сократ, когда они отошли от мастерской и стали спускаться по тропке, сбегавшей по склону холма к речке. — Ты уже знаешь, чем закончилось взвешивание в Парфеноне. Знаешь?
— Знаю.
— И что ты теперь обо всём этом думаешь?
— Что думал, то и думаю! — зло ответил Менон. — Я видел, как Фидий уносил из мастерской золото!
— И что из этого следует?
— Ничего! — закричал Менон, остановившись. — Мне надоели все эти разговоры!
— А деньги? — спросил Сократ. — А те двенадцать мин, которые вручил тебе Диний, не надоели?
У Менона округлились глаза. Сократ не дал ему оправиться от неожиданного удара и нанёс ещё одни:
— Диний требует, чтоб ты вернул ему деньги, поскольку дело приняло опасный оборот: вина Фидия не доказана, а сам Фидий убит.
Менон открыл рот, но не произнёс ни слова.
— Или верни деньги, пли дай клятву, что ты никогда не произнесёшь имя Диния, — продолжал Сократ, не давая Менону опомниться, — ни на суде, ни под пыткой, ни перед богами. Что ты выбираешь? Деньги или клятву? Решать надо теперь же! Немедленно, Менон! Ты прячешься, а мы не намерены бегать за тобой! Так что? Решай!
И всё же Менону удалось подавить в себе первый испуг. Он спросил:
— Ты... от Диния?
Сократ не ответил, сделал страшное лицо, схватил Менона за грудь, встряхнул его и сказал, дыша в лицо:
— Ты не должен произносить имя Диния!
Менон вдруг обмяк, опустился на землю и сказал, опустив голову:
— Ладно, я отдам деньги. — Не дождавшись ответных слов Сократа, поднял глаза и спросил: — Тебе?
— Нет, — сказал Сократ. — Ты отнесёшь деньги Динию. Домой.