Чаша цикуты. Сократ
Шрифт:
Потом Критон понял, что так преобразило Сократа: это относилось к миру его мыслей, его убеждений. Произнося защитительную речь, он решал для себя самую важную задачу: задачу жизни и смерти, гражданина и государства, истины и лжи, прошлого и будущего, или, говоря коротко, задачу личного бессмертия...
— Не надо было приходить на суд, — в который уже раз повторил Аполлодор. — Всё так и тянулось бы, скифов за тобой не прислали бы, а потом что-нибудь да изменилось бы.
— Следовало уехать до суда, — коротко сказал Платон. — Это решило бы всё.
— Да, — подхватил его мысль Критон. — Я уверен и всегда буду об этом говорить: Анит хотел лишь попугать тебя, Сократ. В худшем случае — добиться твоего
Сократ и слушал друзей, и не слушал. Он всё понимал, всё видел, всё оценил: они говорили то, что должны были говорить. Да, не надо было приходить на суд; да, следовало уехать. Но коль скоро ни того ни другого он не сделал, то теперь по справедливости ему надо было бы убежать. Так свойственно рассуждать любому здравомыслящему человеку, если он хочет избегнуть несчастья. А любой здравомыслящий человек, конечно же, хочет этого — избежать несчастья, особенно такого, как смерть...
Критон тем временем всё более наседал на него:
— А семья, Сократ? Ты подумал, что станется с Ксантиппой и с детьми? Мы, конечно, не оставим их без помощи, но и мы не вечны.
— Я тоже, — рассмеялся Сократ. — Или ты думаешь, что я вечен? В конце концов, все дети со временем остаются без родителей — так устроена жизнь.
— Это всего лишь общие рассуждения, Сократ, — вмешался в разговор Симон. — Ты сам говорил, а я это помню, что смерть уравнивает всех, а жизнь всех различает. Вот и станет твоя семья бедствовать по твоей вине.
— Да, да, это и твоя вина, — снова заговорил Критон, — если Ксантиппа и дети будут жить как придётся — а им, конечно, придётся испытать всё, что обычно выпадает сиротам на их сиротскую долю. Или вовсе не нужно заводить детей, или уж надо вместе с ними переносить все невзгоды, кормить и воспитывать их, а ты, по-моему, выбираешь самое лёгкое — умереть и избавиться от всех хлопот.
— А что скажут о нас люди? — схватил Сократа за руку Аполлодор. — О пас скажут, что мы и не друзья тебе вовсе, а только так назывались, если не спасли тебя от тюрьмы и смерти. Нам стыдно будет жить, Сократ! Нам невозможно будет жить, потому что все честные люди станут презирать нас. И мы не сможем доказать, что хотели спасти тебя.
Этот разговор закончился только у железных ворот тюрьмы. Сократ даже вздохнул с облегчением, когда оказался за тюремными воротами: они, наконец, оградили его от суетного и шумного мира, от всех этих разговоров о безбожии, о развращении юношества, о виновности, о смерти, о справедливости и несправедливости, о страхе, о семье, о побеге из тюрьмы... Он так устал, как никогда не уставал даже в военном походе. Впрочем, неудивительно: сегодня, кажется, он сделал самое важное и самое трудное дело в своей жизни — он посеял то, что скоро взойдёт и будет называться новой жизнью, новой эпохой, новым человеком. Он дёрнул за верёвочку судеб тысяч и тысяч человеческих жизней, сдвинул эти судьбы с залежалого места, протащил их по трудной дороге поближе к разуму и свету, поближе к истине — и не надорвался! Но это и всё, что он смог. Больше — ни одного движения. Дальше —
Его ввели в камеру, и он узнал её — здесь, в этой камере, тридцать два года назад он простился с великим Фидием. Теперь уже все знают, что он велик. Но как быстро пролетело время. Он навестил его в ту ночь не один, а вместе с Периклом и Софоклом. Тридцать лет назад умер Перикл, семь лет назад — Софокл, в том же году, что и Софокл, умер Еврипид. В том же году был казнён по решению народного собрания Перикл-младший, сын великого Перикла. Два года назад убит Алкивиад. И Перикла-младшего и Алкивиада в час своей смерти доверил Сократу Перикл Олимпиец, а он, Сократ, не уберёг их. Рок, судьба, Ананке [133] сильнее человека, хотя человек, кажется, сильнее рока в другом: человек прозревает истину всех богов, а жестокая судьба ставит предел времени.
133
Ананке (Ананка) — в греческой мифологии божество необходимости, неизбежности, мать мойр — вершительниц человеческой судьбы.
Они — Сократ, Софокл, Перикл и Фидий — сидели тогда вот за этим самым камнем, постелив вокруг него сухую солому, и пили вино, которое подавал им слуга Перикла Эвангел. Как недавно Критон, Симон, Платон и Аполлодор уговаривали его, Сократа, согласиться на побег, так Тогда они, Перикл, Софокл и Сократ, уговаривали Фидия, а Фидий сказал, что если он убежит из тюрьмы, то все будут думать, что он на самом деле вор, присвоил себе золото и драгоценные камни, отпущенные ему Афинами на создание статуи Афины Паллады, а если не убежит, то сумеет доказать на суде, что он честен перед афинянами... Он ничего не доказал, потому что был отравлен врагами Перикла в тюрьме. И умер здесь, в этой тюремной камере. Теперь и Сократ ляжет на эту сухую солому, укроется чёрным плащом и переселится в тот мир, где теперь пребывают в покое Фидий, Перикл, Софокл, Еврипид, Алкивиад, Перикл-младший и, может быть, Аспазия, которая хоть и изменила Периклу здесь, на земле, живя со скототорговцем Лисиклом, но там, в Элисии, наверное, прощена Периклом, потому что он любил её так, что стал однажды перед судьями на колени и в слезах, умоляя их пощадить её... Конечно, простил.
На камне, заменявшем стол, стоял кувшин с водой и плетёная корзинка с лепёшками.
— Здесь будешь спать и есть, — сказал Сократу тюремщик, который привёл его в камеру. — А видеться с родственниками и друзьями — в другой камере, где есть окно и скамейки. Это перед смертью. Я проведу тебя туда, когда будет надо. Рядом с той камерой — каменное корыто с ключевой водой, которой ты обмоешься перед казнью.
— Когда же казнь? — спросил тюремщика Сократ.
— Когда вернётся с Делоса [134] «Делиас», — ответил тюремщик.
134
Делос — один из Кикладских островов в Эгейском море. Считался местом рождения Аполлона и Артемиды.
— «Делиас»?! — воскликнул Сократ и сам устыдился своей неожиданной радости. — Священный корабль «Делиас»? переспросил он спокойнее. — С Феорией на Делос?
— Да, он отплыл сегодня на рассвете, — ответил стражник. — Так что ждать тебе своей смерти ещё целый месяц.
— О, Зевс! — сказал Сократ, прижав руки к груди, где сильно и больно застучало сердце. — Только бы не умереть раньше!
— Думаешь, что потом будет приятнее умирать? — усмехнулся тюремщик.
— Я не о приятном, я о другом.