Чаша цикуты. Сократ
Шрифт:
— Совершишь, — согласился Критон. — Но есть одно обстоятельство, которого ты не учёл, Сократ: ты осуждён несправедливо, потому что и богов отеческих не отвергал, и не совращал своими поучениями юношей. Ты и сам говорил об этом на суде, Сократ.
— Да, я говорил об этом, — согласно кивнул головой Сократ. — Но ещё раньше я говорил, что при любых обстоятельствах нельзя поступать несправедливо — ни тайно, ни явно, ни преднамеренно, ни но неведению, потому что и неведение — зло само по себе, так как человек по природе своей, по замыслу богов должен быть сведущим в том, что дурно и что хорошо.
— Ох, Сократ, — Критон закрыл руками лицо, предвидя, к чему тот клонит. — Остановись, Сократ, и исполни нашу горячую просьбу: согласись бежать. Мы умоляем тебя страстно и слёзно.
— Помолчи, — остановил
135
Что сделал когда-то для Пелопса возничий Эномая Миртил... — Герой древнегреческого мифа Пелопс, сын Тантала (по его имени получил название полуостров Пелопоннес), чтобы получить в жёны дочь царя Эномая Гиппродамию, должен был победить Эномая в состязании на колеснице. Помог ему в этом возничий царя Миртил, сын Гермеса, заменив металлическую чеку в колеснице Эномая на восковую, отчего в решающий момент состязания колеса соскочили с колесницы и она опрокинулась, а Эномай разбился при падении.
— Так, мой друг, и всё же я прошу...
— Да, я согласен, что афиняне совершают зло, осудив меня на смерть, ибо я невиновен.
— Вот! — обрадовался Критон. — Значит, ты понимаешь! Афиняне совершают преступление, убивая тебя. Преступление перед тобой, перед твоей семьёй, перед нами, твоими друзьями, перед светозарным Аполлоном, перед мудростью.
— Ты прекрасно сказал, — похвалил Критона Сократ. — Совершив преступление, афиняне не смогут оправдаться передо мной, потому что меня не будет. Но они должны будут ответить перед всеми другими, которых ты перечислил.
— Так не дай же афинянам совершить это преступление! — воскликнул Критон, полагая, что победил в споре. — Если ты умрёшь в тюрьме, афиняне окажутся преступниками. Если ты согласишься убежать, ты спасёшь их от преступления. Один спасёшь многих. Одним простым поступком спасёшь честь всего полиса. Не так ли?
— Убежав из тюрьмы, Критон, я совершу тем самым дурной поступок. Помнится мне, что об этом говорил ещё великий Фидий. Во-первых, все скажут, что я трус. А прослыть трусом даже во мнении одного человека мне не хочется. Во-вторых, я не намного продлю свою жизнь, так как смерть моя уже близка, потому что я стар. Так стоит ли ради немногого жертвовать столь многим? Я не раз сражался с врагами, когда был ещё молодым, но и тогда я не боялся смерти и не бегал от неё, Критон. В-третьих, я опорочу моим бегством мою философию, её истину, которая заключается в том, что ни при каких обстоятельствах нельзя поступать несправедливо, так как несправедливый поступок есть зло. В-четвёртых, я нарушу гражданскую присягу. В-пятых, я опорочу вас, моих друзей, потому что о вас скажут: они дружили с ничтожным, лживым и неверным человеком. В мире станет меньше справедливости и больше зла — вот что произойдёт, если я убегу из тюрьмы. Вот почему я говорю, дорогой мой Критон: нельзя отвечать злом на зло. Иначе эта цепь станет бесконечной и приведёт ко всеобщей гибели. Я не убегу, — добавил он, помолчав. — Конечно, я не хочу расставаться с жизнью, но ещё более я не хочу расставаться с честью. Понял ли ты меня, мой дорогой Критон?
— Да, — ответил Критон. — Но я буду настаивать...
— Не придумай чего-нибудь похуже побега, — предупредил Критона Сократ, зная, как велика любовь Критона к нему. — Меня можно напоить снотворным и унести из тюрьмы без моего согласия, просто связать и утащить... Не делайте этого, Критон, — попросил Сократ, наполняя кружки вином. — Поверь, мне легче умереть, чем совершить побег.
Критон плакал, прикрыв лицо плащом: он не знал, что скажет друзьям, когда вернётся домой. Ведь они послали его, чтобы он склонил Сократа к побегу. Говорят, что кто-то из древних философов покинул шумный свет и удалился в дикие горы, чтобы жить там в пещере, в полном одиночестве. К этому его принудила философия, которую не любят ни правители, ни толпа. Первые — потому, что боятся мудрости, вторые — потому, что она им не нужна. Сократ слишком долго задержался в Афинах. Бедный Сократ. Не афиняне убивают его, а сама судьба. Философ — посредник между богами и людьми, свидетель и судья богов на земле. Люди же предпочитают жить так, словно и богов нет, и правды нет, и честь только показная или когда она выгодна, и долг — лишь слово для публичных речей. Люди лишь притворяются, что они люди, — из страха перед богами. Философы же — подлинные люди. Людьми их делает знание.
— Что я скажу друзьям? — спросил Критон, уходя. — Они меня не похвалят...
— Пусть приходят ко мне веселиться, пока ещё есть время, — ответил Сократ.
Симмий и Кебет приехали из Фив. В тюрьму их привёл Критобул, сын Критона. Симмий и Кебет были печальны, сосредоточенны, не хотели пить вино, которое принёс Критобул. Сократ догадывался, что их мучает тот же вопрос, что и Критона, — как склонить его, Сократа, к побегу из тюрьмы. Они лишь не знали, как заговорить с ним об этом. Сократу стало жаль молодых фиванцев, которых он очень любил: и Симмий и Кебет были его частыми слушателями, по многу дней гостили в Афинах только для того, чтобы разговаривать с ним, ходили за ним по пятам, приводя в недоумение многих афинян тем, как это богатые, хорошо одетые молодые люди позволяют себе находиться в одной компании со старым и злоречивым оборванцем Сократом.
— Хватит вздыхать, — сказал он юношам. — И не обижайте Критобула — пейте его вино. Как я, — показал он пример, выпив кружку вина без передышки. — На том свете, знаете ли, вина не будет. Но кто проникнет в суть вина здесь, тот на том свете лишь от одного воспоминания о нём получит наслаждение. Там всё будет именно так для знающих и глубоких душ: едва душа подумает о чём-либо — и тут же овладеет этим.
— Но бессмертны ли наши души? — спросил Кебет.
Сократ засмеялся: его подсказка сработала безошибочно — Кебет станет сейчас говорить, что существуют сомнения относительно бессмертия души и что, стало быть, не так уж достоверно то, что есть иной мир, Поля Блаженных, Элисий, где обитают бессмертные души. Может статься, что никакой жизни после смерти нет. А коли так, то смерть есть зло, конец всякой жизни, ничто. Будь это иначе, боги бы тоже умирали.
Предположение Сократа было правильным — именно об этом заговорил с ним Кебет.
— Трудно вообразить себе, что такое душа, — поддержал Кебета Симмий. — Говорят, что разумная её часть обитает в голове, чувственная — в сердце, а вожделенная — возле пупка. Как же они общаются? Или не общаются вовсе, а после смерти разлетаются в разные стороны? И какая из этих частей бессмертна? И может ли часть быть бессмертной, если разрушено целое?
— Они общаются, как звуки разных струн, — ответил Сократ.
— Не в том загадка, как они общаются при жизни человека, — сказал Кебет. — Загадка в том, может ли звук жить без лиры или без кифары. Когда разрушается музыкальный инструмент, то погибает и звук. Не так ли относится душа к телу: погибнет тело — погибнет и душа. Нет звуков ничьих, и нет ничьих душ. И свет без огня исчезает, и запах без цветка, и вкус вина без вина, и тяжесть камня без камня, и любовь без влюблённых. Н вот если душа не бессмертна, если после смерти нет жизни, то нет и иного мира, потому что в нём никто не живёт.