Чаша и крест
Шрифт:
Какой-то человек из толпы поднес к краю эшафота брезентовый мешок, и в него сунули отрубленную голову. Он повернулся, бережно прижимая к груди мешок, и я узнала Чарльза, дворецкого Кортни.
Я перевела взгляд на барона Монтегю. Он держался спокойно: не плакал и не дрожал.
Один из шерифов что-то сказал барону, но тот не тронулся с места.
Теперь наступила его очередь умереть… О, я все поняла! Генри был очень мягким человеком и не обладал такой силой воли, как его друг. Вот барон был крепкий орешек, и наверняка именно Монтегю настоял на том, чтобы Генри
Наконец Монтегю шагнул вперед. Глаза его обшаривали присутствующих, пока он не увидел сначала Норфолка, а потом и меня. Наши взгляды встретились, и сразу дыхание мое успокоилось, а пот на лбу испарился.
Я знала, что надо делать.
Я не стала читать псалмы или отходную молитву. Я стала говорить совсем другое, это была ежедневная молитва доминиканцев.
— Бог Отец да благословит нас, — начала я громким голосом.
Монтегю кивнул, давая понять, что он понял меня.
— Бог Сын да исцелит наши души, — продолжила я еще громче.
Норфолк повернулся ко мне и протянул руку, чтобы остановить, но я быстро шагнула вперед и направилась прямо к эшафоту. А герцог остался стоять, где стоял.
— Дух Святый да просветит нас и даст нам глаза, чтобы видеть, уши, чтобы слышать, и руки, чтобы исполнять всякое Слово Божие… — продолжала я звенящим голосом.
Все расступались, давая мне дорогу к залитому кровью эшафоту.
— …и ноги, чтобы ходить, и уста, чтобы проповедовать слово спасения!
Я знала, что все сейчас смотрят на меня: и Норфолк с сыном, и Кромвель, и Риотсли, и дипломат Шапуи, и весь этот жалкий и ничтожный королевский двор. Но мне было все равно.
Нас с бароном разделяло теперь всего несколько шагов. Я подняла голову как можно выше, чтобы видеть лицо Монтегю.
— И да хранит нас Ангел Мира, и да приведет он нас милостью Господа нашего в царство Его.
Я закончила.
Барон Монтегю перевел взгляд с меня на толпу. Дождь прекратился. Легкий ветерок шевелил его волосы.
— Да здравствует король! — громко крикнул Монтегю, так громко, что эхо прокатилось по всему холму.
Толпа молча ждала, что он скажет еще. Но барон не произнес больше ни слова. Он резко повернулся кругом и грациозным движением опустился на колени. Положил голову на плаху. Глаза его снова отыскали меня.
— Отвернитесь, Джоанна, — сказал он так, словно здесь никого, кроме нас с ним, не было.
31
На этот раз я не закрыла глаза. Палач тяжело ступил вперед. Я видела сквозь щелочки в капюшоне его бегающие глазки: он выбирал место поудобней. Вот он широко расставил ноги и поднял над головой топор. В тусклом свете пасмурного дня блеснуло окровавленное лезвие. И, описав дугу, топор с силой опустился на шею осужденного.
То, что я увидела в этот миг, навечно оставило в моей душе незаживающую жгучую рану.
Потом какой-то незнакомый мне человек забрал отрубленную голову Монтегю. Гвардейцы оттащили
Кажется, ко мне подошел и тронул за руку Чарльз, верный дворецкий Кортни:
— Госпожа Джоанна…
По тону его я поняла, что Чарльз уже не в первый раз окликает меня. Но была не в силах говорить.
— Мы сейчас их похороним. Получили от шерифа разрешение. Хотите пойти с нами?
— Что? — не сразу поняла я.
— Вон там церковь, видите? — Он протянул руку. — Церковь Всех Святых. Там мы их и похороним временно.
Собрав все силы, я кивнула.
Потом ко мне подошел Суррей:
— Джоанна, нам надо… О господи, да у вас кровь!
Он отвел меня подальше от эшафота и, порывшись в карманах камзола, извлек оттуда платок. Юный граф сам отер кровь с моего лица; глаза его были полны жалости. За его спиной какие-то люди разглядывали меня с испуганным восхищением. Кругом слышался шепот.
— Стаффорд… — донеслось до моих ушей.
Не обращая на них внимания, Суррей продолжал вытирать остатки крови. Будь я в эту минуту в состоянии что-либо чувствовать, я бы пожалела о том, что собиралась сейчас сделать: ведь мой план был некоторым образом направлен против сына Норфолка.
— Ну все, пойдемте отсюда! — прокричал сам герцог, стоявший шагах в двадцати от нас.
— Я с вами никуда не пойду, — ответила я.
Герцог с явной неохотой приблизился ко мне. Он то и дело поглядывал на эшафот. Ящики с обезглавленными телами Кортни и Монтегю как раз спускали вниз.
— Я прямо сейчас отправляюсь во дворец. Король должен видеть меня при дворе. Проводи ее в Говард-Хаус, — велел он сыну, — а потом тоже приходи.
— Я никуда не пойду, — повторила я.
— Пойдете как миленькая. Будете делать, что я вам скажу, — прошипел герцог. — А завтра мои люди отправят вас в Стаффордский замок.
Я тронула графа Суррея за рукав парчового с прорезями камзола:
— Мне надо кое-что вам сказать, милорд. Это касается вашей покойной тетушки, Маргарет Булмер. Вам обязательно надо об этом узнать. Маргарет не просто так отправилась на Север, тому есть причина. И она имеет самое непосредственное отношение к вашему батюшке.
Норфолк схватил меня за руку и оттащил в сторону, другой рукой делая знак Суррею, чтобы тот удалился.
— Вы с ума сошли! Разве можно сейчас называть это имя, да еще здесь? — снова прошипел он, трясясь от ярости.
— Вашего сына чрезвычайно огорчает, когда все вокруг шепчутся, называя его отца сводником, — отвечала я. — Интересно, что он скажет, когда я сообщу ему, что вы пытались уложить Маргарет в постель к королю и силой заставить ее стать его любовницей, ведь именно поэтому моя бедная кузина была вынуждена столь спешно покинуть двор.