Чаша и Крест
Шрифт:
Он щелкнул пальцами, и подошедший гвардеец вложил в его руку лист бумаги, украшенный печатями.
— Позвольте, я посмотрю?
Женевьева не стала особенно вчитываться. Если честно, ей было не слишком интересно, что именно ей вменяют в вину — наверняка шпионаж в пользу Айны и Валлены. Она кинула быстрый взгляд на начало приказа и с таким же вежливым поклоном вернула его обратно.
— Мне очень прискорбно, монсеньор, но этот приказ недействителен. Вам придется доставать новый.
— Почему?
Морган
— Потому что это приказ об аресте Женевьевы де Ламорак, — она выпрямилась, и Ланграль, понявший быстрее всех, что она задумала, подошел вплотную и встал за ее плечом. — Графини де Ламорак не существует в природе. Есть графиня де Ланграль.
Морган отшатнулся, словно она его ударила, и стиснул губы.
— Это неправда!
— Показать вам церковную запись?
— Как положено, при двух свидетелях, — Ланграль тоже слегка поклонился. — Несколько часов назад.
Первый министр медленно приходил в себя. Но когда Женевьева посмотрела ему в глаза, она поняла, что смертельный приговор точно подписан — они на мгновение показались ей глазами какого-то безумного животного. Слащавое выражение, с которым он раньше смотрел на нее и которое ее так пугало, полностью исчезло. Он моргнул, и глаза снова стали обычными — маленькими, близко посаженными сероватыми глазками усталого человека.
— Я верю вам, граф, — сказал он тускло. — Никто не станет приписывать себе вымышленный брак с дочерью государственного преступника. Желаю счастья.
Он повернулся и сделал знак, чтобы ему привели лошадь. Послушные гвардейцы начали запрыгивать в седла.
— Вы, кажется, собирались в Валлену? — Морган разглядывал их уже сверху вниз, со странным выражением. — Советую поторопиться. Моя канцелярия очень быстро изготавливает новые приказы.
— Никогда не подумал бы, что Морган может уступить, — пробормотал Берси, глядя вслед удаляющемуся отряду.
— А ты и не думай, — посоветовал Ланграль. — Теперь нас будут подстерегать за каждым углом.
Валленская дорога была им уже хорошо знакома.
Несколько часов назад они простились с Люком и Берси, условившись встретиться в Валлене через неделю, если повезет. Получалось, что им было безопаснее перебираться через границу поодиночке.
Люк вручил Женевьеве длинный стебель какого-то растения со сладко пахнущими белыми соцветиями.
— Все, что я смог найти, — пояснил он, глядя на нее с непонятной тоской. — Дай вам небо быть счастливее меня, графиня.
Берси долго хлопал Ланграля по спине. В сторону Женевьевы он нарочно не смотрел, отводя глаза.
"А что стало с ними дальше?" — спросил я у Рандалин. Она слегка нахмурилась.
"Они оба благополучно добрались до Валлены. Берси потом
А Люк — вы его встречали. Он и сейчас живет в Валлене и пишет стихи и пьесы. Он стал актером в придворном театре, который герцог Мануэль, сын Джориана, основал специально для него".
И вот теперь Бенджамен и Женевьева скакали одни, до полного изнеможения, загоняя лошадей. Когда Ланграль наконец свернул в сторону только ему известного трактира, Женевьева уже держалась за гриву, чтобы не упасть, и ничего не чувствовала, кроме боли в напряженных ногах.
Ланграль вытащил ее из седла, когда она почти задремала, положив голову на шею лошади.
— Это не слишком хорошее место для сна, — сказал он тихо. — Я нашел несколько лучше.
Наверно, он отнес ее туда на руках. Она мало что помнила до тех пор, пока не ощутила затылком подушку и не вытянула ноги в полном блаженстве.
До конца своих дней она будет помнить эту старую мансарду на втором этаже единственной относительно приличной гостиницы. Было темно, и пахло слежавшимся сеном. Она сомкнула руки в замок на шее наклонившегося над ней Ланграля, чтобы быть уверенной, что он никуда не денется.
— Вы действительно этого хотите, Вьеви? Вы весь день скакали на лошади. Вам будет больно.
Она помотала головой, не в силах уже произнести ни слова, но притягивая его к себе, задыхаясь от какого-то странного ощущения. Это было еще не желание — но что-то близкое, заставляющее ее вздрагивать от каждого прикосновения. Их одежда вперемешку лежала на полу. Ланграль снова наклонился — она зажмурила глаза, но чувствовала его губы на своей коже. Все, что она знала о таких вещах, обозначалось исключительно грязными словами наемников, и значит, не могло иметь никакого отношения к тому, что происходило сейчас.
Она раскрылась навстречу ему и на мгновение пожалела об этом, настолько резкой была боль, словно разрез кинжалом. Наверно, она плакала и пыталась вырваться. Наверно, он удерживал ее и губами стирал ее слезы. Женевьева уже мало что помнила. Она соскальзывала в сон, но продолжала чувствовать тяжелеющую во сне руку Ланграля на своем животе и его дыхание возле самого уха.
— Расскажи, что мы будем делать в Валлене.
Ланграль пошевелился только затем, чтобы сильнее прижать ее к себе. Кровать была такая узкая, что они придерживали друг друга, чтобы не упасть на пол. Окно медленно меняло цвет на светло-серый. Но ехать было еще рано — приходилось ждать, пока лошади хоть немного отдохнут.