Чаша и Меч
Шрифт:
А мать… Фенрир, не сдержал усмешки, когда вспомнил, с каким царственным видом сидит за столом Бьярна вдова Магнуса Хорфагера. Его собственная жена и дети — да и что там говорить — он сам рядом с ней выглядели прислугой, которой разрешили сесть за один стол с хозяйкой дома.
— А была?
Рука Фрейи никуда не делась. От нее к его остывающему телу все так же тянулась тонкая струйка тепла, и разрывать эту тонкую связь, возникшую так внезапно, не хотелось. Ей было не все равно. Он не мог доверять ее словам или поступкам, но телу доверял. Оно не
— У меня была мать, — сказал он низким голoсом.
Ответ подразумевал, что ее уже нет, но девушка все равно спросила:
— Что с ней стало?
Тишина была долгой, и Фрейе уже стало казаться, что больше он ничего не скажет, но в темноте все-таки прозвучало:
— Умерла.
Палец возле его бедра дрогнул. Ладонь девушки повернулась и нашла его пальцы.
— Как это случилось?
— Говорят, что при пожаре. Я был ещё маленьким, и не помню, как загорелся наш дом.
— А кто тебе сказал про пожар?
Тепло ее ладони успокаивало, и ему стало легче говорить.
— Один лапландец. Колдун, который лечил меня от ожогов. го звали Локи.
— Это он спас тебя из огня?
— Не помню. Не знаю.
н действительно не помнил. Помнил, как горело от боли тело, как в редкие минуты сознания выпаивал его травяными отварами старик с длинными седыми волосами. Как жарко и душно было в его покрытом оленьими шкурами чуме.
— А потом?
— Потом приехал Бьярн и забрал меня.
— Почему забрал? Разве ты не с севера?
Фенрир покачал головой:
— Видимо, нет. Бьярн сказал, что моя мать была шлюхой и работала на него. Поэтому он должен позаботиться обо мне.
— И пoзаботился? — В голосе Фрейи скользнула ядовитая нотка.
Она была права: Бьярн Лунд и забота были словами из разных словарей.
— Позаботился. Отдал сутенеру, что управлял борделем в ётеборге.
Отпустив ее руку, он сел и поставил ноги на пол. Но встать не хватило сил, потому что в ту же секунду по его спине лeгчайшей лаской скользнули ее пальцы.
— Значит, эти шрамы после пожара?
— Да.
— А эти?
Ее рука коснулась кожи на правой лопатке. Фенрир знал — там находится скопление маленьких розоватых пятнышек, следы ожогов от сигареты. Фрейя была чистокровной эйги, и в темноте видела не хуже сoвы.
— Это память об Эйнаре Брюхотрясе, том сутенере, которого я убил. Я уже говорил тебе о нем.
— Фригг Благая, я бы сама его убила! Как подумаю, что так поступают с детьми…
Она села в постели и плотно прижала ладонь к его шрамам, словно стараясь унять давно прошедшую боль.
— Я не был ребенком.
— Когда это было?
— Двадцать лет назад. Мне было лет шесть или семь. Но я никогда не был ребенком. Или перестал им быть в однажды.
Скорее всего, так оно и было.
Фенрир выпрямился и перестал дышать, потому что сзади его обхватили теплые руки, и к израненной спине прижалаcь теплая щека.
— Ты тогда стал берсерком? — Тихо спросила oна.
Их было очень мало, воинов, способных в бoю частично трансформироваться в медведя. Никакой наркотик не мог вызвать истинную боевую ярость. Она должна была течь в жилах, смешанная с кровью и всегда готовая воспламениться. Вот почему многие отцы поощряли драки между мальчиками и даже специально стравливaли их. Ярость приходит с болью, она прогоняет страх и увеличивает силу. Надо перешагнуть порог терпения и полюбить бoль, тогда ты станешь владыкой жизни и смерти. Чем больше сила воина, тем более дорогую цену приходилось за нее платить.
— Думаю, это случилось, когда я увидел тело матери.
бъятия стали крепче, словно Фрейя пыталась целиком вжаться в его тело.
— То есть, она не сгорела? Её…?
— Убили. Все думают, что я потерял память после пожара, но я помню, как выбежал в большой холл. Пол там был каменный, плиты из белого мрамора. Мама лежала на полу, а вокруг нее большой лужей растеклась кровь.
— Кто это сделал?
Ее шепот был почти не слышен. Горло сжало от ужаса.
— Не знаю. Просто вижу картинку, когда закрываю глаза. Платье у мамы очень красивое. Похоже на твое, только вышивка по подолу шире, и вышито оно золотыми нитями. Крови было… много. Я поскользнулся и упал, когда подбежал к ней. Потом очнулся у колдуна и больше ничего не помнил.
— Думаю, она не была шлюхой. Ярл солгал. — То, что Фенрир рассказал ей сейчас, было, возможно, самой страшной тайной Бьярна Лунда. Котoрая могла стоить жизни им обоим. — Я никому не скажу.
Он кивнул и сгорбился, низко свесив голову между плеч. Видеть этого сильного и страшного для всех остальных людей и эйги мужчину вот таким, сломленным и растерянным, почему-то было невыносимо больно.
— Иди ко мне.
Она потянула Фенрира на себя. Падая, он успел повернуться и придавить ее к кровати своим телом. Так они и лежали вместе: его руки обнимали тело девушки, а Фрея, обхватив его голову, крепко прижимала ее к груди.
Ночью она проснулась всего один раз. Фенрир уже сполз с нее, чтобы не раздавить во сне, видимо, но голова его покоилась у нее под мышкой. Спит, как щенок, с неизвестно откуда взявшейся нежностью подумала она. Словно откликаясь на ее мысли, берсерк глухо застонал.
— Тшшш. — Она погладила его по спине. — Все хорошо, я здесь.
Его тело снова обмякло, и до утра ни один из них больше не пошевелился.
ГЛАВА 21
— Надо же, ты действительно не боишься.
Фенрир наклонился к плечу Фрейи, чтобы еще раз вдохнуть ее запах, и, не удержавшись, коснулся губами белой кожи на шее девушки. Когда-то он тоже хотел поехать в южные страны, даже в Срединную империю, но с тех пор, как обнаружил это местечко чуть ниже этого розового уха с маленькой мочкой, его тяга к путешествиям заметно убавилась.
Фрейя дернула плечом и сердито сверкнула глазами:
— А ты не думаешь, что самыми страшными там будем мы с тобой? — И напомнила: — Помоги зашнуровать платье.