Чаша кавалера
Шрифт:
— Но…
— Прежде чем выносить суровый приговор, миледи, умоляю подумать, кто из нас, пребывая в столь же экзальтированном состоянии, никогда не вел себя так же иррационально?
— Хм, — задумчиво промолвила Вирджиния, и ее взгляд стал мечтательным.
— То-то и оно, старушка! — просиял Том и стиснул ее плечо.
— Но мы должны что-то сделать! Если папа бегает по саду, пытаясь пустить стрелу профессору Уэйку в зад, а мисс Чизмен следует за ним практически голышом, мы должны хотя бы наблюдать за ними. Бенсон, пожалуйста, пойдите в сад и посмотрите, что там происходит!
— Хорошо, миледи.
Подгоняемый возложенной на него ответственностью, дворецкий
— Том, это конец!
— Откровенно говоря, Джинни, — отозвался ее супруг с сардонической усмешкой, — папаше незачем быть «экзальтированным», чтобы пускать стрелы в профессоров экономики. Дай ему волю, и он сделает это просто из озорства. — Том нахмурился. — Но Илейн Чизмен! Никогда бы не заподозрил в ней опытную девицу!
— Неужели?
— Держу пари на что угодно, это удивило бы даже старого Г. М. — Том задумался. — Хотя кто знает? Судя по тому, что я от него слышал и что он говорил тебе по телефону, Г. М. никогда не утверждал, что она невинна, как утренняя роса.
— Конечно нет. Все это означает лишь то, что она еще никогда не сталкивалась с таким ураганным натиском в сочетании с изощренной тактикой, о котором… ну, мечтала.
— Черт побери, откуда ты это знаешь?
— Том, дорогой, никогда не спрашивай женщину, откуда она знает такие вещи. Откуда я знаю, что завтра взойдет солнце? Я не могу это доказать — просто мне это известно.
— Ну, из этого следует, что в таких делах никому нельзя доверять — какими бы невинными он или она ни выглядели. Не унывай, Джинни! Ничего трагического не произошло. Когда ты сказала, что это конец…
— Я имела в виду то, что больше неприятностей быть уже не может. Мы достигли ultima thule, [69] так что…
Ее прервал негромкий, но напряженно звучащий мужской голос, обращенный к Тому:
— Сэр! Лорд Брейс! Тсс!
Том и Вирджиния одновременно повернулись к окнам. Снаружи, на фоне розово-золотого предвечернего света, стоял столь долго отсутствовавший дворецкий Дженнингс.
69
Дальняя Фула (лат.) — по древним верованиям, местность на Крайнем Севере. В переносном смысле — крайняя степень.
Глава 16
Во внешности и одежде высокого худощавого Дженнингса не было почти никаких признаков проведенной в бегах ночи. Его гладко зачесанные черные волосы слегка поблескивали, и, очевидно благодаря освещению, длинное лицо казалось почти желтым. Видимый до пояса через открытое окно, он вызывал неприятные ассоциации с Питером Квинтом из чрезмерно изощренного рассказа Генри Джеймса о призраке. [70]
При виде Дженнингса Вирджиния и Том сразу позабыли о событиях, которые можно было счесть забавными. Дворецкий с его бегающими темными глазами выглядел доведенным до отчаяния. Он казался висящим в воздухе — любой ветерок преследования сдул бы его, как фигурку из папиросной бумаги.
70
Джеймс, Генри (1843–1916) — американский писатель, с 1875 г. живший в Европе. Имеется в виду его рассказ «Поворот винта».
Муж и жена поспешили к окну. Оба заговорили одновременно.
— Где вы были, Дженнингс?
Дворецкий бросил взгляд
— Я провел ночь у друга неподалеку от Черритона, — ответил Дженнингс хриплым голосом. Он коснулся длинной рукой гладко выбритого, хотя и синеватого подбородка, давая понять, подобно древнему бритту Дж. Б. Шоу, [71] что, по крайней мере, сохраняет респектабельность. Хотя его речь была куда менее педантичной, чем у Бенсона, он был куда более начитан.
71
Шоу, Джордж Бернард (1856–1950) — английский писатель.
— Сэр, — продолжал Дженнингс, — вы и мадам вели себя со мной очень достойно. Я вынужден уехать, но чувствовал, что сначала должен повидать вас, потому что… — Он сделал паузу. — Я уверен, что вы не выдадите меня легавым. Вот! Люди, живущие по этому адресу, всегда могут меня отыскать, если вы будете настолько любезны, что пришлете туда мои вещи, а если его найдут, это не выдаст ни вас, ни меня.
Его узловатая рука метнулась через окно, протянув клочок бумаги с какой-то надписью. Том машинально взял бумагу и сунул ее в карман.
— Но послушайте, Дженнингс! Ваше настоящее имя действительно Прентис Торн? И вы фальшивомонетчик, способный первоклассно подделать любой английский банкнот?
Дженнингс выглядел так, словно собирался пуститься в длительные объяснения, но ограничил ответ двумя словами:
— Да, сэр.
Объяснение, однако, потекло по другому руслу.
— Я пробыл у вас недолго, сэр и мадам, но я пришел сюда не с дурной целью. Клянусь вам как перед Богом! Я родом из Суссекса и всегда любил Телфорд. Но я не устоял перед искушением. Это все проклятые деньги. Но я хотел сказать вам, сэр, что все в порядке. Ничего страшного не случилось.
— Что значит «ничего не случилось»? О чем вы говорите?
Рука Дженнингса, или Прентиса Торна, снова метнулась в карман пиджака. На сей раз он протянул Тому свинцовую дубинку с мягким кожаным покрытием. Том взял ее с таким видом, словно она могла обжечь.
— Дженнингс, вот этой штукой вы ударили старшего инспектора Мастерса?
— Да, сэр. И у меня был хлоралгидрат. Ради бога, простите меня, сэр, но я добавил его вам в кофе в среду вечером. Черный кофе горчит и скрывает привкус. Если не использовать слишком много хлорала, следующим утром не будет никаких последствий. Конечно, я отдал остаток хлорала… — Дженнингс сделал паузу и быстро огляделся по сторонам, потом стиснул руки, щелкнув суставами. — Вы понимаете, в чем моя трудность, сэр и мадам. Это то же самое, что с банкнотами. Сложность не в гравировке, а в бумаге. Нужно найти точную копию бумаги, иначе ничего не выйдет. Копия была в этом доме, только в другой его части — вы никогда не догадаетесь где, — и я ее раздобыл. Я не пытаюсь оправдаться, сэр. Но…
— Джинни, ты имеешь хоть какое-то понятие, куда клонит этот парень?
— Нет, Том, никакого. Дженнингс, вы признаетесь нам в том, что пытались украсть Чашу Кавалера?
Дженнингс застыл как вкопанный, приподняв руку, как будто защищался от удара.
— Чашу Кавалера? Ага, теперь понимаю! Значит, мадам, вы не догадываетесь, в чем состоит тайна?
Том взмахнул дубинкой, теряя терпение.
— В том, — ответила Вирджиния, — каким образом кто-то вошел и вышел из герметически закрытой, практически запечатанной комнаты.