Чаша кавалера
Шрифт:
Миссис Буллер-Керк умолкла. Ей пришлось это сделать. Рев, вызвавший дрожь даже в ее могучих телесах, напоминал крик дона Хуана Австрийского, [72] обращенный к его кораблям.
Она бьет как фонтан и до неба стремится достать,Аспидистра, крупнее которой нигде не сыскать!Том застыл с поднятой дубинкой, а Вирджиния — с протянутыми руками, точно фигура на аллегорической картине.
Она72
Хуан Австрийский (1547?–1578) — испанский полководец, победитель в битве при Лепанто.
Вирджиния метнулась к столу, опрокинув чайник.
— Миссис Буллер-Керк, хотите вы… хотите чаю? Или кусок шоколадного пирога?
Наш папаша, вернувшись под вечер домой из пивной,Не шумит, не буянит и не нарушает покой.Голышом, как Тарзан, на стебле любит папа…Миссис Буллер-Керк пошатнулась.
— Это неправда! — заявила она. — Мой слух обманывает меня! Я пребываю в тисках ночного кошмара! Песня, которую я слышу, не может исходить из серебристого горла сэра Генри Мерривейла!
— Черта с два не может! — отозвался Том. — Это его коронный номер.
— Нет, нет, нет! Умоляю, не обманывайте меня! Ведь мы планируем осуществить на концерте красивую и даже трогательную церемонию. Весь Суссекс знает о злополучной вражде между сэром Генри и мисс Илейн Чизмен, хотя я не смогла понять причину ее возникновения, помимо политических разногласий. Мисс Чизмен — внучка покойного вице-адмирала Чизмена — молодая леди высочайших идеалов и моральных устоев. Мы решили, что она и сэр Генри уладят свои разногласия, и в нашем зале будут звучать лишь прекрасные мелодии…
— Ату!
Следует признать, что этот вопль исходил не из «серебристого горла» сэра Генри Мерривейла.
Хотя Вирджиния Брейс также считала себя пребывающей в тисках кошмара, она никак не ожидала, что преследование профессора Хируорда Уэйка выйдет за пределы сада. Тем не менее это произошло.
Мимо четырех окон на фоне сумеречного неба промелькнула фигура мужчины, бегущего так быстро, что детали его внешности было невозможно разглядеть. С похвальной прозорливостью профессор Уэйк мчался к лесу, надеясь, как ранее Дженнингс, найти в нем убежище.
Он быстро скрылся из вида. В центре лужайки застыла маленькая фигурка Томми. Десятый виконт, как зачарованный, наблюдал за двумя преследователями, которые остановились футах в двадцати-тридцати от окон.
Джентльмен, облаченный в синие брюки отличного покроя и лакированные черные туфли, держал в руке лук, а на плече у него висел колчан со стрелами. Больше в нем не было ничего особо примечательного.
Другое дело — леди, хотя ее лифчик и трусики, несомненно приобретенные в «Марксе и Спенсере», нельзя было назвать дорогими, а чулки телесного цвета удерживались каким-то магическим образом, так как очертания трусиков делали очевидным, что на ней нет пояса с подвязками.
Укажем для пуритан, что на леди было больше одежды, чем на купальщицах, которых любой может созерцать на пляжах Борнмута или Гастингса. Но она обладала такой великолепной фигурой, а ее розовая плоть так красиво была освещена лучами заходящего солнца, что Том Брейс невольно присвистнул.
Вирджиния, потеряв самообладание, подбежала к мужу и влепила ему пощечину.
— Том!
— Черт возьми, Джинни, что такого я сделал?
Тем временем конгрессмен Харви достал очередную стрелу из колчана, где оставалось еще три, и приладил ее к тетиве.
— Он бежит к лесу, — послышался мелодичный голос Илейн Чизмен, — и сейчас будет подниматься по склону. Тогда ты сможешь в него попасть, дорогой!
— Ату! — отозвался конгрессмен Харви.
Проверив направление ветра и шагнув назад, мистер Харви выпустил стрелу с добрых ста десяти ярдов. Однако на сей раз, хотя наблюдатели из окон ничего не могли видеть, результат был подтвержден диким воплем со стороны рощи Мэриан.
— У тебя осталось еще две стрелы, Билл! Бежим!
— Ату!
И две фигуры, в свою очередь, скрылись из вида.
Какой-то момент Томми стоял неподвижно. Не слишком вдумчивый наблюдатель, не понимающий, как работает ум девятилетнего мальчика, мог решить, что тот сейчас побежит за преследователями, как собачонка.
Но картина, открывшаяся десятому виконту, была слишком удивительной и загадочной. Поэтому его первым инстинктом стало стремление поделиться с сочувствующей аудиторией.
— Мама! Папа!
И Томми помчался к открытому окну, за которым стояли его родители. Никогда прежде он не совершал того, что смог совершить под влиянием охватившего его восторга. Одним прыжком он заскочил одной ногой на подоконник, умудрившись не упасть и не разбить головой стекло.
— Вы видели, что сделал дедушка?
— Томми, слезай оттуда! Ты упадешь! Том Брейс, если ты будешь смеяться, я…
— Мама, кто эта шикарная дама в купальнике?
— Это не купальник, Томми, а… Хотя да, конечно, это купальник… Том! Я убью тебя!
— Может быть, объяснишь мне, Джинни, в чем я провинился? Как я могу чему-то научить мальчика, если дед не желает подавать ему достойный пример?
— Нет! — внезапно проголосила миссис Хорнби Буллер-Керк. — Нет! Нет! Нет!
Томми завизжал от возбуждения.
И вот теперь, выражая глубокое сожаление, хроникер должен кратко описать последнее событие этого мирного дня в старой Англии.
Это необходимо сделать, так как отчет, впоследствии распространенный по деревне миссис Буллер-Керк, подобно многим рассказам взрослых о детях, был явной ложью. Миссис Буллер-Керк утверждала, что девятилетний демон в грязной одежде, издавая богохульные возгласы, прыгнул на нее с подоконника и стал так яростно колотить ее кулаками, что ей пришлось убегать из дома, спасая жизнь.