Чаша кавалера
Шрифт:
— Придержи коней, приятель!
— Господи, опять!
— Моя дочь даже теперь не знает, что я виновен? — осведомился мистер Харви.
— Нет. Вот почему я клялся ей, что тебе ничего не известно.
— Когда она сегодня рассказала о том, как я украл книгу из Британского музея и должен был хранить ее тайно, Генри, я едва не свалился в обморок! Полагаю, она или Том упомянули об этом тебе вечером?
— Ох, сынок! Рукописный отчет о битве при Марстон-Муре называют «редкой» книгой, но в действительности она уникальна. Когда несколько лет назад ее похитили, руководство музея подозревало тебя и связалось со мной.
— Bay!
— Понимаешь, украсть из Британского музея обычную книгу не так уж трудно. Это осуществимо с
— Несмотря на то что ты знал…
— Моя философия, сынок, состоит в следующем. Если кто-то плутует в бизнесе, это грязное дело и заслуживает нескольких лет в тюрьме. Но украсть книгу, картину или objet d'art [75] из государственного учреждения, когда ставки равны… Это доказывает, что искры индивидуализма все еще горят в безликой серой массе.
75
Предмет искусства (фр.).
Конгрессмен Харви уставился на него.
— Ты просто старый негодяй! — крикнул он. — Я не могу спать — совесть не дает мне покоя! Да, я совершаю эти поступки, но не оправдываю их!
— Вот в чем разница между нами, сынок. Я оправдываю эти поступки, но не совершаю их.
— Вы продолжать! — вмешался синьор Равиоли. — Вы рассказать нам, что думать вчера вечером у фонтан в саду!
— Ладно. Вчера вечером — прежде чем я узнал, что Дженнингс — это Прентис Торн, знаменитый специалист по подлогам, — мне показалось очень странным поведение нового дворецкого в Телфорде, и я подумал, что он как-то в этом замешан. Я посовещался с девочкой, и мне незачем это повторять. Но если У.Т. Харви был злым гением, скрывающимся за этими событиями, то на первый взгляд многое препятствовало этой теории.
Во-первых, если ему нужна оконная панель, почему он втягивает в это Чашу Кавалера? Во-вторых, каким образом он собирается ее украсть? Отбросим временно метод и посмотрим на его действия. Ему нужны удобные возможности, чтобы проделать грязную работу в темноте, и никак не нужны свидетели. Но нет! Он выбирает именно ту ночь, когда Чашу Кавалера неожиданно возвращают из черритонского музея, запирают в сейф, и его зять караулит ее, сидя в Дубовой комнате!
Мало того! Когда Том Брейс начал беспокоиться из-за взломщиков, именно конгрессмен Харви начал распространяться о Раффлзе, Арсене Люпене и Джимми Валлентайне, подтолкнув молодого Брейса к решению охранять чашу всю ночь!
Поэтому на первый взгляд казалось несомненным, что я чокнулся и что виновным может быть только один Дженнингс. Однако, когда я сидел и думал в саду, мне пришло в голову, что эти противоречия вовсе не являются таковыми. Напротив, судя по тому, что сообщила девочка, они предоставляют ключ к разгадке!
Ты, — Г. М. кивнул в сторону мистера Харви, внимательно наблюдавшего за ним, — пробыл в Англии только десять дней и не намеревался задерживаться надолго. Но что произошло в среду — в тот день, когда Чашу Кавалера вернули из черритонского музея? Как рассказала нам твоя дочь, ты получил неожиданную телеграмму, предписывающую тебе срочно возвращаться в Америку из-за какого-то важного юридического дела. Ты был так озабочен, что не давал всем покоя, пока тебе не обеспечили билет на авиарейс «Пан-Америкэн» в четверг. Но что это означало? Что если ты собирался украсть эту стеклянную панель, то должен был сделать это именно в ночь со среды на четверг!
Конечно, это было рискованно. Но другого времени просто не оставалось. Предпринимать попытку днем, когда люди снуют по всему дому, было бы
Держу пари, сынок, что одной из главных целей твоей поездки в Англию было украсть эту панель. Впрочем, я на этом не настаиваю. Мы оба юристы и должны основываться на доказательствах. Были ли другие доказательства, поддерживающие мою гипотезу? Да, были! Хотя ты предостерегал своего зятя против взломщиков и рассказывал ему страшные истории, твоей целью было отговорить его от помещения Чаши Кавалера в сейф в этой комнате. — Г. М. посмотрел на синьора Равиоли: — Вам это понятно, Босуэлл? [76]
76
Босуэлл, Джеймс (1740–1795) — шотландский писатель, автор биографии лексикографа Сэмюэла Джонсона. Его имя — нарицательное обозначение преданного биографа.
Учитель музыки снова ударил по клавиатуре, подвергая опасности антикварный инструмент:
— Я вспомнить! Сейф — единственное безопасное место в доме. Но молодая леди говорить нам…
— Достаточно! — прервал Г. М., боясь, как бы у него не похитили лавры. — Девочка объяснила, что произошло. Том хотел поместить чашу сюда и сделал это. Но ты, — он снова посмотрел на мистера Харви, — изо всех сил пытался его остановить. «Мой мальчик, — сказал ты, если точно цитировать слова твоей дочери, — почему бы тебе не забрать чашу в вашу спальню на ночь?» Еще бы! Ты не хотел, чтобы кто-то даже приближался к Дубовой комнате, пока ты будешь возиться с окном! Правда, на следующий день пришла еще одна телеграмма, сообщающая, что тебе не нужно возвращаться в Америку. Но тогда ты не мог это предвидеть и считал, что ночь со среды на четверг — твой отчаянный, но единственный шанс.
Поэтому ты спорил с Томом, пока вы оба, снова цитируя девочку, «не начали снова орать друг на друга и стучать по столу». В конце концов ты сам провалил свой хитроумный план. Вместо того чтобы запереть чашу в сейф и, возможно, один-два раза заглянуть сюда, дабы убедиться, что все в порядке, Том решил за обедом просидеть всю ночь в злополучной комнате.
Повторяю: это было за обедом. Но вернемся ко мне, размышляющему в саду. Прекрасная анг… шотландская рука Уильяма Текумсе Харви была видна повсюду. Но если ты сделал это, то каким образом? Том Брейс и твоя дочь обожают это окно. Они помешаны на нем. Малейший фокус-покус, проделанный с ним, они бы заметили сразу.
Когда вчера вечером в саду появился ты, я уже обсудил кое-что с твоей дочерью, а ты преподнес мне на блюдечке отличное доказательство. Я знал, что это важно, так как оно ударило меня промеж глаз, заставив моргать, и ты это видел. Но, будучи невероятно тупым, я не понял, куда оно указывает. Я имею в виду водопроводчиков.
— Водопроводчиков? — воскликнул синьор Равиоли. — Которые стучать и делать водопровод еще хуже, чем раньше? При чем тут водопроводчики?
— При всем, — ответил Г. М.
Конгрессмен Харви выглядел так, словно не знал, негодовать ему на собственную глупость или смеяться над ней.
— Продолжай, Генри, — сказал он. — Даже совы внимают твоей мудрости.
— Совы? Черт побери, заткнись ты со своими совами! Речь не о совах, а о водопроводчиках! Вирджиния упомянула, как ты всегда похвалялся, что начинал карьеру водопроводчиком, поскольку у твоего старика был пунктик насчет изучения ремесла. Ну, ты изучил это ремесло. А так как ты проявляешь необычайное усердие во всем, что делаешь, начиная от… Ладно, это не имеет значения. Я говорил Вирджинии, что первые слова, которые я услышал от тебя, когда познакомился с тобой в Штатах, были о твоей деятельности в качестве водопроводчика. Казалось, ты больше никогда ничем не занимался. Ты размахивал паяльной лампой и плунжером, как флагом, хотя терпеть не мог работать руками…