Чаша смерти
Шрифт:
Захаров сладко заулыбался и сказал подхалимским тоном:
— Лизочка, ты же классный специалист, что нам Семенов, и без него обойдемся…
Лизочка фыркнула, затянулась сигаретой и грубовато напрямик спросила:
— Чего надо?
— Ну, чего, чего, ты же знаешь…
— А конкретнее?
— Два дела у меня стоят, нет заключения о причине смерти, сделай поскорее, дела в принципе раскрыты, отчет надо сдавать, не то Носорог меня совсем забодает, ты же его знаешь… Шоколадка за мной.
Савина еще раз фыркнула и свободной от сигареты рукой небрежно запихнула под резинку выбившуюся прядь волос.
—
— Сейчас мигом напишу, благодетельница! Калачов, ручку дай! И лист из блокнота вырви.
Участковый заворчал, что вот свое надо иметь, а то он ручек и блокнотов на всех не напасется, но выдал просимое. Радостный Захаров нацарапал, приложив листок к стене, номера дел, то и дело встряхивая шариковую ручку, наотрез отказывающуюся писать в таком положении. Савина, не глядя, сунула листок в карман джинсов, сказав со вздохом:
— Ладно, в первую очередь сделаю. И шоколадкой не отделаешься. Торт гони, да не второго хлебозавода, а московский. Так уж и быть, необязательно из «Праги» или «Будапешта». Согласна и на «Рот-Фронт». Хорошо бы Семенов пришел.
Калачов вдруг насупился, багрово покраснел и гаркнул:
— Да что с ним, с Семеновым этим, начальство носится, как с тухлым яйцом?! Гнать в шею алкоголика, пусть нам тут ряды не позорит!
Юрий удивленно приподнял брови и хмыкнул, а Савина, вдруг вспыхнув еще пуще Калачова, взъерошилась и зарычала, чисто волчица:
— Ты мне Семенова не тронь! Умный какой нашелся, блин! Трезвенник, блин! Уж будто сам не квасишь! Семенов — специалист, каких мало, почитай, что и вовсе нет! Мастерство, знаешь, не пропьешь. Да на нашей работе спиться — не фига делать, все под богом ходим. Я сама, как поработаю день, все со жмурами в разных степенях разложения, вечером — домой, там меня уже свекровь ждет, под дверью прям, с порога заводится, Машка орет непрерывно, Пашка тоже… недоволен… Запахи ему, видите ли, блин, мерещатся. Самому мыться нужно чаще, и не будет мерещиться, так нет, на меня все наезжает… Верите ли, так и хочется хлопнуть стакан! Уволюсь на фиг! Участковым терапевтом пойду, нервы дороже.
Юрий незаметно выдвинулся, встал между Савиной и Калачовым и оживленно заявил:
— Ты, Лизочка, не того… Нам Семенова хватит по части борьбы с алкоголизмом. Ты, это самое, не стакан хлопай, ты свекровь по репе хлопни, и Пашку своего тоже, чтоб не выступал, и вообще, пусть работать валит. А хочешь, мы с ребятами с ними обоими поговорим? А насчет районной поликлиники, так там работа вообще: тушите свет! Твои нынешние клиенты тихие, спокойные, ничего им уже не надо, никто не беспокоит, а живому человеку попробуй угодить!
Савина как-то враз угасла и, погасив окурок о стенку, уже испещренную множеством следов от других таких же окурков, сказала:
— Да уж, с нашей работой не захочешь, а запьешь. Помните ту наркоманку, что под дозой своего ребенка зарезала и в печке сожгла? Уж неизвестно, что ей там примерещилось. Потом прочухалась, все забыла и к нам с заявлением прибежала, что цыгане ребенка украли. Это ведь я экспертизу делала, сразу, как из декрета вышла… Думала, рехнусь, дома такая же девчонка. Так что вы мне Семенова не замайте…
Калачов
— Ладно, Лизок, не трави душу… Ну, извини, ну, сболтнул, не подумав. Сам не знаю, что это на меня наехало… Больше ни-ни, ни словечком. А домашних твоих я сам приструню, тем более что мне по должности положено, будут мармеладные…
Лизочка криво улыбнулась.
— Нет уж, не надо, сама как-нибудь. Пойдемте, бумажки оформим, закончим все и — по домам. Пока новые жмурики не повалили. С новыми пусть дежурный по городу разбирается, а с нас хватит на сегодня.
Она повернулась и направилась к двери в квартиру. Калачов и Захаров нехотя потянулись за ней. Захаров пробубнил ей в спину:
— Ты не куксись, Лизочка. Знаешь, на баб ваша работа хорошо почему-то влияет. Никогда не замечала? Ты приглядись: наш брат-мужик в медэкспертах ходит какой-то дохлый, прибитый, болеет, спивается, а бабы все, как одна, цветут, в пятьдесят глядятся на тридцать. Кожа свежая, ни мощинки…
Лизочка приостановилась, оглянулась и спросила заинтересованно:
— Да? Это точно? А я как-то не замечала.
— Зуб даю! Да ты сама присмотрись. Ну, вот, хотя бы, когда на следующей неделе в Москву поедешь, и присмотрись. Не все жмуриками любоваться, надо и на коллег взглянуть.
— Обязательно, — сказала Лизочка. — А я уже уходить отсюда собиралась. А теперь еще подумаю. Если правда, то… А с чего это я в Москву поеду?
— Да уж поедешь. Предчувствие у меня такое.
— Хорош заливать, экстрасенс фигов!
— Ей-ей, не вру!
Лизочка с сомнением хмыкнула, передернула плечиком и впорхнула в квартиру. Калачов и Захаров у двери притормозили: работать ну совсем не хотелось. Достали было еще по сигарете, но тут загудел и глухо охнул лифт, останавливаясь на их этаже. Из лифта выбралась полная женщина лет шестидесяти, в цветастом открытом платье без рукавов, какими торговали в это лето все китайские рынки, с серыми от седины волосами, собранными на темени в рыхлый пучок, с простым, слегка одутловатым лицом. Женщина тащила черно-красную клетчатую переполненную сумку на колесиках, из которой вываливался хвост трески и букет, составленный из лука, укропа и петрушки.
С трудом развернув сумку на лестничной площадке, она наткнулась взглядом на участкового Калачова, единственного бывшего в милицейской форме, на приоткрытую дверь в квартиру антиквара, вытаращила глаза и завелась:
— Ой, да что ж это такое?! Милиция?! Никак ограбили нашего Семеныча!? Говорила я ему, говорила, чтоб сигнализацию установил или хоть собаку завел! Железную-то дверь ставить без толку, железную дверь воры запросто открывают, вот недавно у соседки…
Захаров встрепенулся. От опроса соседей, как всегда, особого проку не было, никто ничего не знает, не слышал, все спали, были на даче, и вообще, слыхом не слыхивали, что был у них такой сосед: Шаповал Владлен Семенович, антиквар. А эта тетка, наверняка, знакомая или родственница, вхожая в дом, такие обычно все знают и все с удовольствием выложат искренне заинтересованному человеку, тем более что у старшего поколения детективы воспитали любовь к милиции и к государству. Конечно, в ходе следствия они так и так выйдут на эту даму, но чем раньше, тем лучше для результатов расследования.