Часовой Армагеддона. Разводящий Апокалипсиса
Шрифт:
А потом Валентин вдруг осознал, что все кончилось.
Пришелец лежал на земле, и по виду его сразу было ясно, что он мертв.
Валентин посмотрел на свою сведенную судорогой кисть — столько сил вложил он в последнее заклятие. Обычный «штопор»? Вроде бы да, вот только задом наперед…
С дерева беззвучно упал призрак — почерневший, распухший, покрытый пузырящейся слизью. Валентин окинул поляну быстрым взглядом — шесть тел. Целитель, по-видимому, прятался в кустах — да так там и остался.
Розенблюм,
Самрухары мирно сидели там и тут, совершенно не обращая внимание на состояние своих наездников. Валентин понял, что у Розенблюма нашлось заклинание и для этих чудовищных птиц. В лесу снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь слабым потрескиванием догоравшего кустарника.
Валентин посмотрел на лежащего совсем рядом пришельца и тяжело вздохнул. Мы оба земляне; быть может, в прошлой жизни мы даже были знакомы. А вот теперь он мертв, и мертв от моей руки.
Валентин подошел к пришельцу и перевернул его на спину. Неподвижные глаза землянина уставились в синее небо; рука со страшным талисманом бессильно простерлась на траве. Валентин всмотрелся в длинное бледное лицо своей жертвы и покачал головой. Нет, я никогда не видел этого человека; но разве это причина, чтобы убивать насмерть?
Валентин снял Перчатку с еще не успевшей остыть руки мертвеца и машинально сунул ее в боковой карман комбинезона. Все как в прошлый раз, подумал он раздраженно; не успел высадиться на Побережье, как тут же — покойник. Но в прошлый раз я убивал не по своей воле; теперь же это был мой выбор. Точнее — выбор моего страха.
Да, сказал себе Валентин. Впервые в жизни я убил человека только потому, что боялся. Неужели Диана права, и я действительно превращаюсь в Фалера?
Хватит, приказал себе Валентин. Что сделано, то сделано; кем бы я ни был, на этот раз я остался в живых. И, между прочим, кое-кого спас. Жизнь за жизнь, такова арифметика Побережья; если бы я не вмешался, на этой поляне было бы одним трупом больше.
Моим трупом.
Валентин вытащил из кармана Перчатку и повертел ее в руках. Талисман не отзывался. Не было ни легкой дрожи в руках, ни головокружения, ни ощущения тепла. Странно, подумал Валентин. Раньше на талисманы такого класса моей совместимости вполне хватало. Разве что эта Перчатка покруче обычных?
Валентин спрятал талисман обратно в карман и посмотрел на Розенблюма. Тот уже завершал свое исцеление. Сожженная нога его окуталась мерцающим туманом, кости встали на место с характерным хрустом, заставившим Валентина поморщиться.
— Розенблюм, — сказал Валентин, подходя к своему подмастерью. — Объясни мне, пожалуйста, зачем ты на них напал? Мы же чуть было не погибли!
— Я хотел знать, на чьей ты стороне, — сквозь зубы пробормотал Розенблюм. — Теперь я знаю, что Фалер — человек слова.
— Да, это так, — кивнул Валентин. — Но не слишком ли ты рисковал?
Розенблюм фыркнул:
— Рисковал? А что я должен был делать? Бросить своего мастера и покрыть себя вечным позором?
Валентин пожал плечами:
— Ну, ты мог попытаться их убедить…
— Ты же видел Перчатку! — воскликнул Розенблюм. — Еще одно слово, и я превратился бы в мешок с костями! У меня был только один шанс — ударить первым. Хвала Емаю, я сумел их опередить!
— Ты думаешь, он пустил бы Перчатку в ход? — с сомнением спросил Валентин.
— А ты стал бы проверять? — спросил в ответ Розенблюм.
Валентин не нашелся, что ответить. Когда Перчатка угрожала мне, я не колебался ни секунды. Кто я такой, чтобы осуждать Розенблюма?
— Ты спас мне жизнь, — сказал Розенблюм, осторожно поднимаясь на ноги. — Я пропустил удар и был на волосок от смерти. Ты вовремя вмешался, Фалер.
— Я вовсе не затем взял тебя в подмастерья, — улыбнулся Валентин, — чтобы потерять в первом же бою. Как твоя нога?
Розенблюм осторожно согнул левую ногу в колене и топнул по валявшейся на траве сухой ветке. Та с хрустом переломилась пополам.
— Лучше, чем была, — ответил Розенблюм. — Я потратил на нее половину моей Силы.
Валентин уловил в голосе Розенблюма упрек. Вмешайся я раньше, понял Валентин, ему не пришлось бы восстанавливать ногу.
— В следующий раз, — сказал Валентин, — не начинай драку первым. Дождись, когда это сделаю я!
Розенблюм молча наклонил голову. Как ни странно, подумал Валентин, а я преподнес ему неплохой урок. Сам того не желая.
— Хорошо, мастер, — согласился Розенблюм. — А теперь дозволь мне допросить пленных.
— Ах да, — вспомнил Валентин, — ты же поджидал Слуг Пророчества! Что ж, допроси; но бьюсь об заклад, что эта Семерка работала на Ваннора.
Слишком уж тупо они действовали, подумал Валентин. Хватай и тащи. Никакого уважения к великому Фалеру.
Розенблюм подошел к лежавшему ничком командиру Семерки. Как успел определить Валентин во время боя, в эту Семерку предводитель входил в качестве жреца. Именно его призыв к духам воздуха породил молнию, едва не убившую Розенблюма. Но сейчас, с «жалом» в мозгу, жрец был абсолютно беспомощен.
Розенблюм склонился над его телом и сделал короткое движение левой рукой. Валентин отметил, что стиль магии у Розенблюма был точно таким же, как у Хеора: самые разные заклинания запускались совершенно одинаковым движением рук. Лежавший пластом человек плавно перетек в сидячее положение.