Часть той силы
Шрифт:
– Ты сумеешь спуститься? – спросил Ложкин.
– Ни в жизни. Я боюсь высоты.
– Ты же ничего не боишься!
– Я боюсь высоты и огня. Потому что мое тело хрупкое и плавкое. Если я упаду отсюда, то от меня останутся одни черепки, – сказал Защитник. – Вы попробуйте спуститься сами. Я на вас посмотрю.
Так, посмотрим вверх, – подумал Ложкин. – Можно взобраться на крышу кабинки, затем схватиться за трос. Нет, трос не проходит, он в масле. А если колесо вдруг придет в движение, то этим тросом просто отрежет пальцы. Можно попробовать схватиться за обод колеса и спуститься по нему. Пожалуй, это реально. Обод достаточно широк и удобен, по наружной стороне идет полоса из плотной резины; во всяком случае, она не будет скользить. Хорошо, а третий вариант? Просто спрятаться здесь. Тоже проходит. Если бы только знать, что происходит в городе ночью! Но, что бы ни происходило, человек, затаившийся в верхней кабинке, должен быть незаметен, если только сам не выдаст себя по неосторожности. А что, если колесо ночью заработает? Работает же оно когда-нибудь, если до сих пор не заржавело окончательно? Ночные монстры катают на ночном колесе своих ночных монстрят? Почему бы и нет?
– А ты что думаешь? – спросил Ложкин.
– Надо подождать, – ответил Защитник. – Может быть, подует ветер, и оно заработает. Подождем до ужина, а потом посмотрим. Вы хотели смотреть на город, вот и смотрите на здоровье.
В конце концов Ложкин согласился. Он достал листы, восковые карандаши и стал зарисовывать виды города. Только сейчас он заметил странную темную стену тумана на северо-востоке, километрах в пятнадцати. Горизонт в этом месте казался странно обрезанным, будто выпрямленным. Ложкин не представлял, что бы это могло быть, но определенно, это было очень интересно. На востоке имелась еще одна необычная достопримечательность: огромный желтый вихрь, напоминающий неподвижный смерч. Вихрь поднимался от земли к самому небу. Из-за расстояния было невозможно разглядеть какие-либо детали. Внизу, у основания этого желтого хобота что-то блестело, отражая солнце.
Около трех часов дня они пообедали. Защитник бросил куриные кости вниз.
– Это ты зря, – сказал Ложкин. – Вполне возможно, что собака в городе не одна. Копченая курятина пахнет так, что собаки почуют ее за три километра. Только своры голодных псов нам здесь и не хватало.
– Не надо трусить, – отозвался Защитник, – если псы появятся, я с ними справлюсь.
Время шло, но ничего не происходило. В пять часов Ложкин решил все-таки слазить вниз, но отложил это дело до шести. В семь он взобрался до решетчатой крыши кабинки и ощутил, как кружится его голова. Кабинка раскачивалась, и в такт с нею качалась земля с высокими деревьями внизу. Высота была метров тридцать, а, кроме того, гора поднималась над городом, видимым будто с высоты птичьего полета.
– Подстрахуй меня, – попросил Ложкин.
– Я не могу.
– Не можешь?
– У меня кружится голова, когда я встаю на ноги, – сознался Защитник. – Но я в этом не виноват. Это вы меня таким вылепили.
Ложкин подтянулся, перехватил руки и оказался сверху кабинки. Потом медленно встал, взялся за железный стержень, на котором кабинка висела, и понял, что не сможет больше сделать ни единого движения. Все его тело оцепенело, а пальцы, вцепившиеся в стержень, побелели от напряжения. Мир вокруг постепенно терял очертания, погружаясь в густую сметану страха, оставалась реальной лишь пропасть под ногами и судорожно напряженные пальцы. Дул небольшой ветерок, и кабинка покачивалась. Еще сильнее она раскачивалась от того, что Защитник пытался рассмотреть то, что творилось у него над головой.
– Сядь и не качай кабинку! – крикнул Ложкин.
– Я только хотел как лучше, – ответил Защитник, но кабинка продолжала качаться.
Он приказал себе смотреть в небо и перехватил левой рукой повыше. Сразу же тошнота подступила к горлу, и ему пришлось прождать несколько минут, прежде чем голова перестала кружиться. Он никогда не думал раньше, что страх высоты настолько физиологичен. Это был даже не столько страх, сколько расстройство мышления, равновесия и координации. Его ноги дрожали, и приходилось упираться ими покрепче. Каждое следующее движение давалось так же тяжело, как и предыдущее. Он двигался очень медленно и был вынужден спуститься в соседнюю кабинку и передохнуть. Солнце опускалось слишком быстро. Времени не оставалось, но он не мог заставить себя поспешить.
– А вы неплохо лазите, – сказал Защитник из соседней кабинки. – Это потому, что у вас тело легкое.
Передвигаясь с остановками, он перебрался на семь кабинок ниже, а затем по решетчатой горизонтальной штанге переполз к центру колеса. Последнее он сделал без особого труда, видимо, слегка привыкнув к высоте. Оказавшись в центре колеса, он совершенно успокоился. Вниз шла удобная металлическая лестница. Город был уже весь в тени, но солнце стояло достаточно высоко. Пройдет еще час, или чуть меньше, прежде чем оно зайдет за горизонт. За это время можно успеть вернуться домой, если бежать достаточно быстро.
Стоп! Почему же весь город в тени?!!
Вдруг он увидел, как зажигаются окна домов внизу. Один за другим, один за другим появлялись огни; Ложкин следил за этим, как завороженный. Неужели?
На самом деле солнце уже село, но отсюда, с высокой горы, плюс с высоты колеса, оно все еще казалось висящим над горизонтом. Для города внизу уже наступила ночь. И этот город проснулся. И этот город уже не был мертв. Город больше не был пуст. Ложкин услышал, как вдалеке завыли собаки, – или нечто похуже собак.
30. Нечто похуже собак…
Нечто похуже собак наверняка скрывалось в этом городе. Свет включился одновременно во многих домах. Это означало, что ночных существ много, и что они достаточно разумны для того, чтобы пользоваться электричеством. Скорее всего, они отличались от нормальных людей так же сильно, как мертвый гуляющий пес отличается от живого пса.
Он спустился к подножию колеса так быстро, как мог. Как только он ступил на землю, колесо скрипнуло и вновь начало свое медленное вращение. Через минуту Защитник тоже был на земле.
Для начала они вышли на тропинку, петляющую между густыми кустами. Солнца уже не было, но небо оставалось ярким, так что видимость была неплохой.
Кто или что мне угрожает? – думал Ложкин. – Одно дело, если это люди, от них можно просто спрятаться, а если это не люди? Если это все же животные, например, видоизмененные собаки? Это может быть чем угодно: человеком, зверем, машиной, растением, случайностью, судьбой. Болезнью или ядом, в конце концов. Может быть, с наступлением ночи здесь заканчивается кислород или выходят на охоту огромные пауки с инфракрасными сенсорами? А может быть, эпоха ныряет на шестьдесят лет в прошлое, в расцвет террора? Может быть, меняются сами свойства пространства времени, или человек просто тихо и окончательно сходит с ума?
Вспоминая ураган, который мчался вдоль узкой дорожки, и уток, проплававших на одном месте двадцать пять лет, он понимал, что в этом мире возможно все. Все, что может себе представить человек, и все, что не может.
Он осмотрелся: поблизости никого не было.
– Куда теперь? – спросил Защитник.
– Вниз по дорожке, и побыстрее. Будем пробираться к дому.
– Не пройдем. Через город не пройдем, – предположил Защитник. – Поймают нас.
– У тебя есть другой вариант?
Они поспешили вниз. Тропинка шла под гору, и они шли очень быстро. Оказавшись внизу, Ложкин сразу понял, что заблудился. Он, знавший Еламово, как свои пять пальцев, никогда в этом месте не был. Та улочка, где он стоял сейчас, в Еламово не существовала. Как свои пять пальцев, да? – он взглянул на свою левую ладонь и увидел, что пальцев стало шесть. На правой пока что оставался стандартный набор из пяти.