Часть той силы
Шрифт:
Защитник взялся за молодую липу, толщиной с детскую руку, и напрягся. Потом начал раскачивать дерево. Наконец корни показались из земли.
– Неплохо, – сказал Ложкин, – теперь сломай ствол пополам.
С этим заданием Защитник справился играючи.
– Видишь этот камень? Когда я был ребенком, здесь стоял бетонный столб, врытый в землю. Теперь осталось только его основание. Я верю, что ты сможешь эту штуку поднять. Попробуй.
Защитник наклонился, взялся поудобнее и напрягся. Его лицо покраснело. Камень шелохнулся и оторвался от земли. Защитник поднял его на уровень своего пояса и бросил. Он улыбался.
– Я молодец, –
– За что?
– За все. Мне нравится быть сильным. А с бабами я еще сильнее, честное слово.
После этого они вернулись в город и прошлись по магазинам. В отличие от Собеседника, который не нуждался в пище, воде и воздухе, Защитник оказался довольно прожорлив. Больше всего ему нравились чипсы, чебуреки и копченая колбаса без хлеба. Все это он непрестанно запивал пивом, безразлично каким, а потом бегал мочиться к ближайшему более или менее уединенному забору.
Ложкин довольно скоро выяснил, что сообразительностью Защитник все же не блистал. Несмотря на то, что его прототип как-никак имел незаконченное высшее образование, сам Защитник не мог вспомнить ни одной книги, которую он прочел, и даже сбивался, вспоминая таблицу умножения. Из фильмов он вспоминал лишь "Тупой, еще тупее" и потрясающую, по его словам, комедию "Без чувств".
– Я так смеялся, что не мог остановиться три дня, – говорил Защитник, – особенно, когда тот негр подслушивал в туалете. Я могу это смотреть каждый день. У вас ведь есть видуха?
– Я не держу таких кассет, – ответил Ложкин.
– Это потому что вы не веселый человек, Андрей Сергеич. – Надо жить просто, тогда станет весело, и бабы будут вас любить.
Сказать, что женщины обращали на Защитника внимание, это значит ничего не сказать. Все девчонки пэтэушной наружности провожали его влюбленными взглядами. Остальные выражали свои чувства не столь открыто, но было совершенно очевидно, что появление столь замечательной личности станет событием для каждой женщины в городе. Женские взгляды приклеивались к Защитнику, как пиявки. И сам он расцветал, чувствуя интерес прекрасного пола. За время их прогулки девушки неоднократно обращались к Защитнику, спрашивая его который час, как пойти на бульвар Жукова, нет ли у него прикурить, снова который час, не зовут ли его Васей Ябедовым, не встречались ли они у подружки Тани вчера и так далее. На Ложкина, затененного этой огромной фигурой, они обращали внимание не больше, чем на фонарный столб.
Вначале он усмехался, пытаясь относиться к этому философски, но потом это стало его все сильнее раздражать.
– Вы не злитесь, Андрей Сергеич, – сказал Защитник, заметив это, – если хотите, я приглашу кого-нибудь и для вас.
– Никого мы приглашать не будем, – ответил Ложкин. – И вообще, сейчас мы едем прямо домой.
– Ладно, – согласился Защитник, – только купите мне колбасы и десяток чебуреков.
– Ты такой голодный?
– Не очень. Просто когда я вижу еду, я ем. Мне трудно удержаться. Желудок у меня очень крепкий, а зубы сильные. Я могу есть все и помногу. Чем больше, тем лучше. Телячьи кости разгрызу прямо сырыми. Я могу даже доску грызть. Хотите, покажу?
Но Ложкин не захотел. Он даже не купил колбасы и чебуреков. Защитник обиделся и перестал разговаривать. Вернувшись домой, он ушел в сарай и начал там чем-то стучать. Ложкин попробовал с ним помириться, но ничего не получилось.
– У вас у самого в доме пахнет женщиной, – сказал он, – я, что ли, не вижу?
– Как ты можешь это видеть? – удивился Ложкин.
– Когда мужик затоскует, он чувствует бабу даже сквозь стену. Это все равно как, если я голодный, то слышу запах издалека, – ответил Защитник. – Ведь ходит она к вам, правда?
– Валя приходила всего раза два, и по делу.
Защитник втянул воздух, и его ноздри расширились, так, словно он и в самом деле принюхивался.
– Будьте осторожны, Андрей Сергеевич. Не так она проста, эта ваша Валя.
26. Валя…
Валя появилась буквально через минуту после этого разговора.
– Я его видела, – сказала она сразу же.
– И ты тоже? Неужели все женщины помешаны на высоком росте и мускулах?
– А, ты об этом? Нет, не все. Хотя тебе этого не понять. От него просто несет самцом, как от племенного хряка. Но это не тот тип мужчин, который мне нравится. Скажи, зачем он тебе?
– Это мой телохранитель, – ответил Ложкин.
– Эта дубина будет тебя охранять? Ты уверен?
– Абсолютно. Он очень силен. Он такой крепкий, что выдержит удар ломом по голове. И он мне предан. Хорошо слушается приказов, если приказы не слишком сложные. Что еще нужно?
– Я вот зачем пришла, – сказала Валя. – Я понимаю, что мы не так хорошо знакомы, хотя и много лет, и все такое, но есть обстоятельства… То есть, мне нужна защита. Я больше не могу жить у себя.
– Брат?
– Да. После того, как ты его прогнал, и даже каким-то удивительным образом побил, он стал совершенно невменяем. К отцу и маме он еще относится с каким-то уважением, иногда, а меня и в грош не ставит. Он меня еще в детстве избивал. А сейчас он меня просто убьет. Он считает, что я твоя любовница, и что я против него. Это его выводит из себя.
– Его нужно лечить, – сказал Ложкин.
– Конечно, ему нужно в психушку, с одной стороны, – согласилась Валя. – Он бы давно туда попал, если бы я за ним не следила и не улаживала все подряд. Но, с другой стороны, там ведь его лечить не будут. Это просто тюрьма, только в сто раз хуже. Мне рассказывали, что там вырывают у человека все зубы, на всякий случай, чтобы он не кусался, а потом заставляют глотать слоновьи дозы лекарств, которые делают тебя идиотом. Лучше смерть, чем это. Но, если он кого-то действительно убьет… Несколько раз он был на самой грани. Он не может сдерживаться сам. Я не знаю, не трогай меня!
Она расплакалась и ушла в дом, оставив Ложкина стоять во дворе и чувствовать себя виноватым.
Валя умела готовить, и вечером они вкусно поужинали. День остывал за окном. Защитник возился в сарае.
– Ты не знаешь, с чем ты связался, – сказала Валя.
– Может быть, ты знаешь. Тогда расскажи мне.
– Я знаю кое-что, но не все. Во всяком случае, больше тебя и с иной стороны. Я прожила здесь всю жизнь, как-никак. Ты должен уехать и увезти меня отсюда. Я понимаю, что слово «должен» здесь неуместно, но ты все равно должен. Твой дед был колдуном, он был очень плохим человеком, поверь мне. Ты даже не представляешь, каким плохим человеком он был. Ты, если останешься жив, будешь таким же. Этот дом страшен, ты думаешь, что ты здесь просто живешь? Этот дом изменяет тебя, он лепит тебя, как глину или пластилин. Дом делает тебя другим. Разве ты этого не замечал?