Часть вторая. Свидетельство Густава Аниаса Хорна (Книга вторая)
Шрифт:
Фон Ухри спросил с простодушным выражением лица: «Что с тобой?»
И отступил на шаг в сторону. Я нажал дверную ручку и вышел. Мне даже в голову не пришло попытаться себя защитить или потребовать объяснения. Только очутившись на дворе, я почувствовал, что вел себя как трус. Но я этого не стыдился. У меня сложилось впечатление, что я уклонился от трактирной драки, в которой меня непременно бы убили{440}. Сколько там было человек? Я их не пересчитывал.
Теперь я знаю, что между Аяксом фон Ухри и мною существует открытая вражда. Он мне сообщил об этом, как принято у школьных хулиганов, — с помощью кулаков. Коварно, но отчетливо. Перед свидетелями, но скрытно от них.
Я стоял во дворе. Из водосточных труб еще капало. Ноги у меня мерзли, а голова пылала. Я искал какую-нибудь полезную мысль, которая помогла
Аякс, как выяснилось, получил по чеку наличные еще неделю назад. У меня больше не было никакого предлога, чтобы оставаться в городе. Я попросил служащего отеля запрячь мою лошадь и поехал домой.
— — — — — — — — — — — — — — — — — —
Уже во второй раз за этот месяц я среди белого дня нахожу прибежище в постели. Таким образом мне удается бороться с определенной формой отчаяния. Я раздеваюсь, ставлю рядом бутылку вина. Если я довольствуюсь малым и выпиваю один-единственный стакан, муть в моей голове рассеивается, мысли окружают себя ореолом ясности, а ощущение, что я несчастлив, мало-помалу убывает.
Сегодня я точно ел недостаточно. Но голод совершенно исчез. Я все еще чувствую боль от кулака Аякса. Моя брюшная стенка была не готова… принять такое. Остался желто-зеленый синяк. — Я, значит, выпил только стакан вина и сразу стал продолжать свои записи, лежа в кровати. Мне кажется, конструкция последних двадцати четырех часов теперь отчетливо обнажилась. Я не силен в том, чтобы распознавать следы судьбы; но время от времени у меня это все-таки получается. — Я хотел поехать в Гету вчера. Если бы этот план удался, я бы просидел у господина Еркинга до наступления темноты. А после мне, вероятно, уже не пришла бы в голову мысль отправиться, через большие каменистые холмы, в Ротну: потому что я не мог бы разглядеть этот волшебный ландшафт и почувствовать, как он хорош. Если же я все-таки поехал бы, я бы просто съел в отеле «Ротна» свой ужин, не встретившись с Аяксом фон Ухри. Но я должен был получить от него удар кулаком. Отец всяческого коварства{441} не хотел лишать себя такого удовольствия: вдунуть в меня новую разновидность страха… новый вид тошноты{442}. А поэтому рука, прежде столь часто благодетельно прикасавшаяся к моему телу, должна была одним или двумя ударами привести мой кишечник в такое расстройство, чтобы я почувствовал головокружение и позывы к рвоте. — Поэтому бедная женщина должна была умереть на родильном ложе; могильщик, уставший менять пеленки младенцу, должен был напиться и в самую последнюю минуту оказаться возле моей двери. План, касающийся усыновления младенца, был мною еще раз тщательно взвешен и отброшен — как выяснилось, только ради того, чтобы на это ушла вся вторая половина дня. (Отмечу для себя, что заодно немного прояснился характер Миха.) Я должен был непременно застать в отеле «Ротна» Аякса. Что ж — такие предопределения Судьбе всегда удаются. Есть люди, которые находят, что такого рода взаимосвязи укрепляют дух. Меня же от этих взаимосвязей бросает в дрожь. Сталкиваясь с ними, я всегда прихожу к одному выводу: если бы я не родился, мне не пришлось бы переживать все это.
Я должен был получить предупреждение. — Можно предположить, что именно в этом заключался смысл последних событий. Увы, предупреждения мне не помогают. Что доказано всей историей моей жизни. Я не знаю, какой именно опасности следует избегать. Я должен был бы, если бы придавал хоть какую-то значимость недавней встрече, бежать от Аякса фон Ухри: покинуть остров; отказаться от ощущения, что я у себя на родине, — моей единственной и последней опоры. Этого я не сделаю, ибо я еще не выжил из ума. И Провидение прекрасно это знает…
Так что единственное, что мы имеем в остатке, — удар по моим внутренностям, этот триумф для одного человека и для Сознания, скрывающегося за вещами. Чтобы осуществить свою цель, Аякс мог бы прийти в отель «Ротна» и вчера… или
Послезавтра он придумает что-нибудь другое. Это только начало… начало чрезвычайно зловещее. Похоже, я совершил ошибку, отказавшись от мысли усыновить Роберта Сандагера… Как бы то ни было, мальчик получит к крещению свой подарок. И таким образом кусочек его судьбы окажется вплетенным в случайности моей жизни. Чтобы выстроилась причинно-следственная цепочка, нужно много элементов, много мест действия. —
Моим… не вполне безупречным нервам определенно пойдет на пользу, если я выпью еще два или три стакана и, слегка отягощенный, засну… обманув себя, то есть принудив к менее четкому восприятию.
Потерять бы себя, чтобы не чувствовать ни обязательств, ни внутреннего напряжения. —
Сим подтверждаю, что я решил и сегодня до полудня оставаться в постели. Удивительно, но я не чувствую ни малейшего желания поесть. Я уже поднимался, покормил животных. Теперь двери дома снова заперты и закрыты на засов. Я, пожалуй, решу… я уже решил, что… вплоть до неопределенного времени… буду держать двери запертыми и днем. Это… по всей вероятности… обезопасит меня от нежеланных гостей. Вчера вечером я оставил недопитой почти полбутылки. Сейчас я, не торопясь, приму в себя этот остаток, и мне будет хорошо, я лишусь какой бы то ни было ответственности. Я с безупречнейшей убежденностью предамся своей склонности к грезам. Не потерплю никаких ограничений и запруд. Я хочу удобно устроиться внутри своей шкуры, полностью погрузиться в это собрание таинственных жидкостей и испарений. Я так решил. Эли тоже лежит в постели и греет мне ноги.
— — — — — — — — — — — — — — — — — —
Можете думать, что хотите: я имел беседу с господином Дюменегульдом. После полудня я встал с постели, поскольку почувствовал голод. Впрочем, голод тут же утихомирился, стоило мне съесть один-единственный кусок хлеба. Я откупорил новую бутылку. Разжег огонь в печи. Судовладельца я принимал в пижаме. Это, конечно, нарушение правил приличия. Но, с другой стороны, — он же умер. Умер несколько месяцев назад. Его смерть никто не отменял. Он умер так, как мне описывал Аякс. Такие вещи отмене не подлежат. Он не появился у меня с той естественной очевидностью, какая отличала приход Тутайна. Если быть точным, он вообще не появился. (Двери были заперты на засов.) Я не видел ни его лица, ни кистей рук. Он не вошел в комнату и не вышел из нее. Он просто сидел со мной рядом, и это не удивляло меня; у него даже не было никаких признаков, по которым я мог бы его узнать. Я его и не узнал. Я только слышал, как он говорит. Все это, можно сказать, неважно. Я боялся его так же мало, как боюсь себя. Существовала только наша беседа, на основании которой я делал какие-то заключения относительно его внешнего облика, который вообще не присутствовал или присутствовал лишь в очень разреженном, очень неотчетливом виде. Я опять, в последнее время, забыл своего Противника — этого играющего в рулетку нормального человека. У него много имен. Наверное, и теперь это был он. Ведь если я утверждаю, что господин Дюменегульд говорил со мной, то это лишь толкование, иносказание, выражающее мое желание представить себе его облик. Я поставил на стол два стакана; к этому ритуалу, собственно, и сводилось все, что можно было увидеть глазами. Я наполнил оба стакана вином. Свой стакан я опорожнил. Его стакан остался нетронутым. Позже я вышел с этим стаканом на двор и выплеснул вино.
— Почему вы меня преследуете? — спросил я. — В чем вы меня подозреваете? Мы едва знакомы. Ни один из нас не имеет прав на другого. Вы навязали себя мне. И уже от меня не отступались. Вы выдвигали против меня обвинения, хотя вам-то должно быть известно, что я не убивал Эллену. Вы воздвигли у меня на пути гробы. И мне постоянно приходилось думать о них.
— Я ничего на вашем пути не воздвигал. А первые подозрения против вас зародились у меня очень поздно. Я ведь любил вас.
— Как, простите? — Что это за слово? Любили меня? Когда же вы меня видели… когда могли близко узнать, чтобы полюбить, как вы говорите… имея на то хоть какой-то разумный повод?
— Это и в самом деле грустное обстоятельство: что я никогда вас толком не видел — не мог в свое удовольствие рассмотреть. Я вынужден был удовлетвориться тем, что пару раз мельком взглядывал на ваше лицо. Но этих… почти что краденых возможностей хватило, чтобы я убедился: ваше тело является владельцем дома, где обитает значимый, ничем не ограниченный дух — примечательно уплотнившаяся часть особой природы.