Частичка тебя. На память
Шрифт:
— Разве? — господин-хозяин клуба округляет глаза, — мне казалось, что обсуждали. Обсуждали, что у тебя ужасно бледный вид и тебе срочно нужно перекусить.
— Я обедала! — возражаю, хоть от обеденного бизнес-ланча и съела только супчик. Салат как-то странно пах, а плов для сотрудников сегодня категорически пересолили. Ну, зато стейк пришелся очень кстати!
Сколько вообще Тимирязев собирается меня кормить?
— Я где-то читал, что беременным надо есть пять-шесть раз в сутки, — тем временем Артем Валерьевич отбивает мое возражение, — я ужасно
— Вперед, к не очень светлому будущему?
Я возражаю, но твердые ладони Тимирязева уже давят на мои плечи, заставляя сесть на мягкое сиденье стула. У него какой-то очень странный тип характера. Вроде внешнее — раздолбай раздолбаем, но в один прекрасный момент ты понимаешь — ты только что сделал так, как захотел Артем Валерьевич. И то, что ты сделаешь через пять минут — тоже его воля.
Понятия не имею, как он это делает. НЛП? Гипноз? Вуду?
У моего предыдущего босса характер был иной — он по полу мог одним только взглядом в блинчик раскатать.
— Алена, я вам с утра звонил, заказывал столик для двоих ближе к концу дня.
Только сейчас я понимаю, насколько близко любимый столик Тимирязева расположен к двери. Настолько, что даже сидя к ней спиной, я спокойно слышу негромкий голос Николая Ольшанского, вошедшего в зал. Ну, или может быть дело в том, что его я узнаю, даже говори он шепотом и за стеной?
Эх, вот как чуяла, что мне сейчас не нужно заходить в ресторан!
Столик для двоих. Значит — она тоже тут.
Волосы на моем затылке будто наэлектризовываются, вставая дыбом.
На этих двоих в паре я никак не научусь адекватно реагировать. Адекватно — в смысле вообще никак. Не испытывать вообще ничего, и уж тем более — ощущения, будто меня заживо макнули в кипяток.
Просто они вместе…
Я мысленно рисую себе свою внутреннюю ванильку. Такую маленькую, тощенькую, с глазами как у анимешки и такую же растрепанную.
Нарисовала!
А теперь пришла пора заткнуть этой ванильке рот. Кожаным кляпом — недавно случайно ткнула в рекламу товаров для взрослых в онлайн-гипермаркете, точно знаю как оно выглядит — красный кожаный шарик идеально подходит этой истеричной слезливой внутренней моей идиотке. О, отлично! А теперь в чулан её, в чулан! И закопать под швабры!
— Ты так мечтательно улыбаешься, что-то супер-вкусное уже в меню выбрала? — мой аутотреннинг замечается практически сразу. Что ни говори, а глаз у Артема Валерьевича все-таки алмаз.
— Не хочу есть, — вру я беззастенчиво. Увы, мой желудок имеет аргументы против и тут же подает голос. Предатель, блин! В последнее время — просто Брут!
— Ага-ага, — Тимирязев кивает насмешливо, — я так и понял. Не хочешь. Сиди, сам на тебя закажу. Много всего закажу. Два часа будешь есть и пока не доешь — не выйдешь.
Ха-ха!
Тетя Ангелина только сегодня с утра бурчала, что накормить
— Алена, принесите график и меню для банкетов.
Они сидят вообще в другом конце зала. Из динамиков льется мелодичная, но достаточно звучная музыка. Как я умудряюсь слышать негромкий голос Ольшанского с учетом этих переменных? Уши того и гляди на затылок уползут. Спасибо хоть Артему Валерьевичу не до меня — он вовсю занят надиктовыванием заказа официантке.
— Спасибо, что согласился на банкет в клубе, — щебечет Юлечка, — свадебные фотографии получатся просто волшебные. И девочки очень оценят! И я знаю, что ты очень любишь наш «Артемис».
Твою ж мать…
Свадебные! Банкет!
Они все-таки женятся. Из эфемерного «когда-нибудь» это дивное событие вдруг становится уже дышащим в спину.
И почему, почему нужно было устраивать это все именно здесь, именно на территории клуба? Даже если я не захочу в этом участвовать, а я уже не хочу — мне просто придется!
— Эй, — крепкие пальцы Тимирязева стискиваются на моей ладони, — ты зеленая, будто елочка. Рановато для Нового года. Тебе плохо?
— Нет… Да! — лихорадочно восклицаю я, демонстративно принюхиваясь. — Ты разве не чувствуешь? Пахнет пригоревшей рыбой!
— Я… Нет, не чувствую, — Тимирязев смотрит на меня абсолютно растерянно.
— Да как так! Не продохнуть же… — я вскакиваю и, прикрывая рот ладонью, пролетаю в сторону туалета.
Есть у известной начальству беременности свои плюсы. Любые странности спишут на неё и на гормональные всплески. Поэтому… Довольно просто выкроить себе десять минут на то, чтобы успокоиться.
И если, когда я выйду из туалета, у меня будет красное лицо — вряд ли кто-нибудь подумает, что я здесь задыхалась слезами от выворачивающих меня наизнанку чувств.
Господи, Ольшанский, каким еще кирпичом ты в меня не швырнул? Каким еще способом не сказал, что тебе плевать на мое чертово признание в гребаных чувствах?
Как никогда ненавижу себя за то, что тогда произнесла эти слова. Не должна была. Это просто не имело смысло. Их для него будто не было. И меня — будто бы нет.
На слезы — три минуты, потом я выдыхаю, прислонившись лбом к холодной кафельной стене.
Значит, хочешь устроить свою свадьбу прямо передо мной, Ник?
На что рассчитываешь, чего ждешь?
Как будто проверяешь меня на вшивость.
Удержусь ли — не вмешаюсь ли снова. Ведь с этой свадьбой на территории клуба… Ох, сколько будет у меня возможностей? И ох сколько всего я могла бы сделать. Не так, как в прошлый раз, виртуознее, тоньше, так, что обвинить меня Ольшанский ни за что в своей жизни не сможет.
Снова и снова, как будто хватаясь за якорь реальности — моя ладонь прижимается к животу, будто напитывая меня силой.