Частичка тебя. На память
Шрифт:
Я хочу хоть в этот раз получить взрыв самостоятельно, а не через Юлу. Ей это все-таки опасно.
— Личные? — Энджи чуть изгибает бровь. — У нас нет с вами личных вопросов, Николай Андреевич.
— Анжела!
— Нет, Ник, — впервые за несколько недель нашей совместной работы она называет меня так, и говорит это сухо и раздраженно, — я повторю — нет. У нас с тобой нет личных вопросов и не будет. При моем трудоустройстве мы обговорили все условия. И я повторюсь, мои приоритеты — вот тут, — она невесомо касается пальцами своего уже начинающего обозначаться животика, — и изменять этому я не собираюсь. Так что… Организационные вопросы решим завтра, сегодня меня уже ждут.
— Тимирязев?
— Есть какая-то разница? — Энджи пожимает плечами. — Ну да, он, но это абсолютно не твое дело.
Есть два варианта — либо сейчас она виртуозно держит себя в руках, либо — все что было у нас с ней — действительно в прошлом. Эндж идет дальше. Красит губы для другого мужчины.
— Он тебя подвозит домой? — меня несет совершенно не в ту степь. — Разве это не противоречит деловой этике?
— Сегодня первое занятие в школе будущей матери, — откликается Эндж все так же без эмоций, — если я поеду обычным маршрутом, через автобус и метро, я опоздаю. Да, Артем Валерьевич предложил меня подвезти. Если у вас есть возражения, Николай Андреевич, мы можем обсудить их завтра утром с Артемом Валерьевичем.
Её твердый взгляд — то еще испытание. Будто лишнее напоминание, что эта дистанция — моя вина. Я проиграл и бросил её одну год назад. Я от неё ушел после нашей с ней единственной ночи. Я требовал от неё исключительно деловых отношений.
Я, я, я!
Все это — я!
Я, который принял решение оставить её в покое.
У меня есть тысяча возражений против Артема, но все их мне приходится сглотнуть, наблюдая только, как Эндж морщится, застегивая курточку, слишком сильно её обтягивающую, смотрится в зеркало, чтобы пройтись пальцем по контуру губ, поправляя помаду.
— Ты уверена, что он не сделает тебе больно? — отворачиваюсь к её столу, касаюсь пальцами бутона одной из роз, оставленных в вазе. Пропускаю между пальцами открытку-кругляшок с каллиграфическим «А.Т.», прикрепленную к ленточке.
— Ну, — Энджи бросает на меня короткий недовольный взгляд, — он — не ты. Чемпионом ему точно не быть и рекордов не ставить. Вряд ли он идеален, таких мужчин просто нет. Но я ему действительно интересна. Это уже неплохо.
Ей сигналят с парковки административного корпуса, протяжный клаксон Тимирязева уже узнает и Энджи. Все, что мне остается — выйти следом за ней из её кабинета и пронаблюдать бессильно, как она усаживается в машину Тимирязева.
Она идет дальше. Порвала с нашим прошлым и идет!
Не думал, что это событие продерет меня настолько глубоко.
30. Энджи
Когда я выхожу из дома утром — мелко моросит дождь.
Я кошусь на часы, понимаю, что две минуты у меня есть, и задираю голову вверх, подставляя лицо мелким каплям и очищая мысли.
Мне бы… Просто подышать. Посмотреть на медленно желтеющие листья, почувствовать, как распускаются тугие петли напряжения на моей душе.
Осень…
Чем старше становлюсь — тем больше начинаю к ней тяготеть. Она кажется почему-то честнее, чем вертихвостка весна, которая не может определиться — то она закидывает снегом в мае, то устраивает пепелящую жару. И лето, так часто в последние годы даже не похожее на лето, да и зима, если честно — так часто халтурит, не досыпая снега, не додавая льда.
Осень — самая честная, самая стабильная, осень — всегда осень.
Пора замедления, подведения итогов. Время, чтобы уснуть и переродиться.
Так, все, мои две минуты кончились. Жаль, но что поделать. Пора! Троллейбус-метро-автобус — мой утренний пакет приключений ждет меня.
Сегодня открытие скачек. И уйма народу будет сыпать нам гневные и не очень отзывы. Я точно знаю — все готовы, все сотрудники на взводе, как хорошо смазанные и верно собранные винтовки. И если даже какую-то «винтовку» заклинит — что ж, я знаю, что делать. Разобрать косяк на детальки, промыть мозг, настроить на работу во что бы то ни стало.
В ход пошла система пяти нарушений — если за время турнира на одного сотрудника накопится пять жалоб — он лишается премии в следующем месяце. Те, кто не получат вообще ни одной жалобы — получают еще одну, приятную надбавочку. Все уже рассчитано — прибыль со скачек будет таковой, что мы сможем себе это позволить. А чем выше поднимется наш весьма средненький рейтинг в глазах поисковых систем — тем позитивнее будет наша дальнейшая работа.
Больше клиентов — меньше проблем. Никого не придется сокращать, возможно, Артем даже найдет нам инвестора поприличнее, чем Вяземский. И я — получу премию и куплю себе новую куртку.
Мечты, мечты…
Вот по-любому, что-нибудь пойдет не так!
Ну, разумеется! Ведь я же совершенно вычеркнула из своего уравнения все плохое, что может испортить мне настроение. Увы, это самое плохое этим оказывается недовольно.
И подсовывает оно мне… Юлю! Да-да, Юлю Воронцову, нашу сладкую медсестричку, при виде которой мне ни в коем случае нельзя деревенеть лицом.
— Приветик, — наш клубный ангелочек нагоняет меня по дороге от парковки служебного автобуса.
Эх, и почему дождь такой мелкий, слабый… Ливанул бы от души, глядишь, и не осмелилась бы эта бабочка выпорхнуть на свет божий.
Впрочем, я ожидала её появления. Даже удивительно, что Ольшанский пришел ко мне раньше.
— Доброе утро, Юлия Александровна, — тихо откликаюсь, зарываясь глубже носом в огромный шарф. Шарф сегодня утром с обострения немыслимой щедрости презентовала мне тетка. И напомнила, что старшая по дому снова напоминала про долги по вывозу мусора.
Честно говоря, там такие суммы приходили за тот мусор, что можно было подумать, что вывозили его на золотых мусоровозах, и не случалось бы с завидной регулярностью такой ерунды, вроде растаскивания собаками мусора во все стороны.
— Анжела, ты чего, — Юля теребит меня за край локоть, — я думала, мы договорились, что будем на ты, без всяких отчеств.
— Вас я не ограничиваю, — абсолютно честно замечаю я, — но мне — так удобнее. У нас ответственное мероприятие, все сотрудники должны работать на пределе, и субординация — самое эффективное средство для того, чтобы настроиться на рабочий лад.