Частичка тебя. На память
Шрифт:
Строго говоря, и поднимать две добытые нечестным путем бумажки, и прятать их во внутренний карман пиджака у меня права тоже нет.
Но я предпочитаю знать правду. Полную правду, а не только ту, что мне готовы кормить по кусочкам.
27. Ник
— И это вся твоя точность, Лекс? — мое разочарование оказывается неожиданно сильным. Увы, но разброс сроков по экспертизе оказывается — плюс-минус три недели.
Это, к сожалению, большая и принципиальная
Алексей Михеев, мой хороший приятель, промышляющий независимыми экспертизами, с сожалением разводит руками.
— Прости, Ник, но точность, необходимая тебе, при современном уровне развития технологии еще недостижима. Приходи лет через пятнадцать, мы тебе до часа будем сроки свежести бумаг ставить, а сейчас…
Через пятнадцать лет ребенок Энджи будет уже заканчивать школу. И это, увы, поздновато.
— Ты уверен, что никто не сможет сделать экспертизу точнее?
Лекс пожимает плечами.
— Ну, экспертная служба ФСБ, может, и смогла бы. Но у меня нет на них выхода. И гарантий нет.
Вечер пятницы накануне выходных становится все разочаровательней и разочаровательней. Я даже прикидываю, через кого мог бы выйти на упомянутую службу, и в принципе варианты есть — но как офонареют те варианты, когда я к ним припрусь со своим… техзаданием.
— Слушай, Ольшанский, — Лекс подталкивает ко мне мои бумаги и заинтересованно щурится, — ты мне скажи, тебе-то это все зачем? Проверять на подлинность документы из клиники лечения бабьей плодовитости? Да какой бабе придет в голову их подделывать?
— Той, которая не хочет сознаваться в том, от кого её ребенок? — я позволяю себе откровенность, хотя бы потому, что точно знаю, что вся информация, которую слышит Михеев, навсегда погребается в недрах исключительно его памяти. Он не болтун. Да и профессия не располагает к излишней откровенности.
— А с чего ей не признаваться? — Михеев удивленно приподнимает бровь. — Если баба адекватная — она все скажет. В конце концов, алименты ей же будут нужны, так?
— Должны бы…
Насколько я знаю, материальное положение Эндж сильно пошатнулось за последний год. И она гордо не принимала вообще ничью помощь, тонула в тишине и без единой мольбы. Но зная её — ради ребенка она бы все-таки поступилась собственной принципиальностью. Возможно.
А еще — возможно, стремясь её оттолкнуть, я слишком сильно её обидел.
Резкость тогда была прямо пропорциональна скакнувшему в крови адреналину.
Я тебя люблю, Ник. Три года.
Я не рассчитывал на эти слова. Боялся их. Знал, какие именно слова сам захочу ей сказать. Такие же…
Это самая идиотская сказка на свете!
Давным давно, вечность тому назад, один друг вдруг понял, что его чувства к подруге отнюдь не дружеские. Вот только… У подруги были свои проблемы. Цель. Битва — и не с драконом, которого я мог бы за неё победить. С собой. Она воевала с собой, со здоровьем, которое её подводило, с мечтой, которая из раза в раз от неё ускользала.
И возможно, не имей я проблем, разрушивших мой первый брак — я бы плюнул на все это, я бы забрал Эндж себе, мы бы попытались вместе, и придумали что-нибудь другое, если бы не получилось.
Вот только проблемы были…
И девочка, которая рыдала на моем диване, цеплялась в мои колени, оплакивала каждый неприжившийся в её организме эмбрион, отчаянно хотела именно своего ребенка. Хотела выносить. Хотела родить.
И если ей и смог бы помочь в этом деле мужчина, то здоровый, сильный, не имеющий проблем с фертильностью.
Не я. Мне оставалось только смотреть. Оставаться рядом во что бы то ни стало. Ждать. Ждать чуда вместе с ней, ведь для меня это значило бы то, что можно перевести наши отношения на другой уровень. Предложить ей, чтоб её ребенок стал нашим.
Чудо случилось. Только и я уже не имею права ничего предлагать Эндж. У меня есть Юла. Я сам впустил её в свою жизнь, сам решил, что попробую выстроить семью, исходя из дружеской симпатии. Ведь один раз я уже не смог быть другом, почему бы этому не сработать еще раз?
Оно не срабатывало…
Если смотреть правде в глаза, сейчас с Эндж я просто пытаюсь цепляться за… За иллюзии. За то, что очень хотел бы, чтобы было правдой.
Её ребенок — от меня. Гребаная мечта, невозможная из чистой статистики.
Это только в гребаных сказках минус на минус дает плюс. Я всегда это понимал. Её проблемы со здоровьем, плюс мои… Шансы на рождение ребенка сводились если не к нулю, то к числу не очень от него отличающемуся.
С моим везением — удивительно, что с Юлой-то получилось.
— Обкуренный ты все-таки кадр, Ольшанский, — серьезно роняет Лекс, а я пожимаю плечами, — иной мужик бабе мозг задолбает проверками, его ли ребенка она родила, а ты… Наоборот.
— Я не сказал, что речь про меня, — устало откликаюсь я. Шумные эмоции хочется вычистить из головы.
— А оно не ясно, без пояснений, да, — Лекс закатывает глаза и с чувством хлопает меня по плечу, — не мудри, Ник. Если невтерпеж подождать, пока девчонка родит — сделай генетическую экспертизу сейчас. Из крови матери можно выделить геном отца. Ребенок-то у неё точно не из воздуха нарисовался.
Не из воздуха. Из ЭКО, если она не врет.
Опять это «если»…
Паранойя не желает разжимать своей хватки на моем горле. Настолько сильно, что даже распрощавшись с Михеевым и сев за руль, я ловлю себя на том, что пытаюсь понять, как мне провернуть финт с экспертизой крови Эндж.
Разумеется, можно пойти и прямо её попросить сделать эту экспертизу. И примерно на том же месте развернуться и пойти далеко и надолго. Направление она мне там же укажет.
Я получил документы, в них все указано, так что вопрос нужно бы закрыть. Еще бы получилось!