Частицы бытия
Шрифт:
– Девки, в байну!
Девчонки, в предвкушении горячей воды и парилки, радостной гурьбой отправились за ним. Бани в деревне топились по-чёрному, электричества в них не было: мылись с керосиновой лампой, вокруг которой клубился дымный воздух. Первой не выдержала Ирина и с криком: «Девчонки, за мной, в озеро!» – сиганула за дверь. Озеро находилось в двух шагах от бани. За старостой с визгом высыпали остальные.
Когда они промыли глаза, то увидели сидящих рядком на берегу деревенских ухажёров, которые с интересом рассматривали обнажённых студенток. Девчонкам захотелось утопиться, и если бы не Коля, может быть, бригадиру с Ванькой пришлось бы вылавливать из озёрных вод двенадцать утопленниц. Коля появился
Вечером, когда девчонки укладывались спать на полу в своем зимнике, Света-маленькая запустила подушкой на кровать и громко заявила:
– Всё, девки, надоела мне эта половая жизнь. Завтра Коля придёт – поцелую его и попрошусь в квартирантки.
Света-большая сползла с кровати, засучивая рукавчики ночной рубашки. Света-маленькая улепётывала от неё вокруг печи, отбиваясь чугунами. Девчонки стонали от хохота, грохот и визг стояли невероятные, пока Ирина официальным тоном не приказала прекратить побоище.
В воскресенье днём Коля катал студенток по озеру на лодке-долблёнке, а вечером, засветив на корме фонарь, бил острогой рыбу. Девчонки зажарили её на противне, наварили Ванькиной картошки и устроили пир на весь мир. А Коля играл на гармошке и ласково улыбался им синими глазами.
С понедельника бригадир перебросил студенток с зернотока на уборку льна. С утра капал дождь, а после обеда грело солнышко. Девчоночьи джинсы на коленях сначала намокали, потом высыхали и деревенели, насыщенные грязью с льняных снопов. У студенток появилось выражение: «Поставь свои штаны в угол». А в среду в колхозе давали получку. Когда-то А. С. Пушкин сказал: «Не дай вам Бог увидеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный!» Если бы классик жил в наше время, наверняка фраза эта видоизменилась бы таким образом: «Не дай вам Бог увидеть русскую деревню в день получки!» Пьяны были все: от мала до велика.
Время близилось к обеду. Девчонки, не разгибая спины, трудились в поле, изредка посматривая на поляну с зарослями кустарника посередине, по которой на гусеничном тракторе катались, выписывая немыслимые кренделя и горланя песни, деревенские парни (человек семь в кабине, не считая гармошки и собаки). Наконец они укатили в деревню, а девчонки добрались до поляны и решили отдохнуть. Ирина направилась к зарослям кустарника, но вдруг отпрянула и с разинутым в немом крике ртом побежала назад. Перепуганная Ленка кинулась к ней, а та вцепилась ей в рукав и, захлебываясь рвотой и слезами, истерично закричала:
– Не ходи туда, не ходи! Зовите бригадира!
Самые смелые все же подошли к кустам, и то, что они там увидели, наверняка, запечатлелось в их памяти на всю оставшуюся жизнь: в зарослях лежал Коля с раздавленной гусеницей трактора головой. Трясясь от ужаса, плача, спотыкаясь о пласты развороченной земли, девчонки бежали с поля, не останавливаясь, до самого дома. Кое – как успокоившись, умывшись, легли спать.
Тёмная сентябрьская ночь смотрела в окна. Ирина с Ленкой лежали на своём деревянном диванчике молча, и каждая думала про другую, что та спит. Ленка не могла сомкнуть глаз. Размытый силуэт умывальника, который висел у двери напротив дивана, маячил перед глазами. Изредка тягучая капля глухо шлёпалась с железного носика в огромный оцинкованный таз, вмещавший ведра два, который дежурные обычно по вечерам выносили втроём. В трагической сумятице дня про таз забыли, и теперь он стоял, полный до краёв, и лунные блики отсвечивали с гладкой водной поверхности. Таз стоял на крышке подпола, которая густо заросла по щелям годами накопленной грязью и не открывалась, как потом выяснилось, уже много лет.
И вдруг Ленка увидела, как абсолютно бесшумно, медленно, эта крышка вместе с тазом стала подниматься, а под ней в темноте комнаты зияла плотная чернота, от которой ощутимо потянуло ледяным холодом. У Ленки волосы на голове зашевелились от ужаса, она крепко прижалась к Ирине и дрожащим шёпотом спросила:
– Ты спишь? – и прежде, чем та ответила: «Нет», – услышала, как у подруги стучат зубы.
– Ты видишь?
– Да!
А крышка поднялась уже довольно высоко, но вода из таза не проливалась. И тогда Ирина с Ленкой, вцепившись друг в друга, пронзительно завопили:
– А-а-а!
Крышка захлопнулась. Все вскочили, включили свет, из летней половины примчался всклокоченный Ванька. Долго не могли выяснить, что же случилось. Наконец, трясущимся и плачущим подругам брызнули в лица водой, и они, немного придя в себя, рассказали, в чём дело. Ванька рассвирепел: он решил, что это деревенским оболтусам захотелось попугать студенток, и они с улицы залезли в подпол, чтобы проникнуть в зимник. Однако при проверке оказалось, что единственное окно в подвале, заколоченное хозяином несколько лет назад, никто не трогал, а крышку, как Ванька ни дергал за кольцо, открыть не смог. Часа в два ночи все более или менее успокоились и улеглись. Но через полчаса уже несколько человек увидели то, о чём рассказали Ирина с Ленкой. Теперь уже ревели все, кроме Светы-большой. Она включила свет, велела всем одеться и увела девчонок на Ванькину половину. Там они и просидели до утра, сгрудившись на лавке возле хозяина, который не смог перебороть богатырского сна и храпел, как трактор.
Утром Ванька позвал бабушку-соседку, которая, ничуть не удивляясь, терпеливо выслушала девчонок и, перекрестившись, сотворив молитву, сказала:
– Это вам, девоньки, блазнит: Коля приходил. Любил ведь он вас. Вы сходите к нему домой, помяните его, он и успокоится.
Хоронила Колю вся деревня. Копали яму, несли гроб и засыпали могилу землёй под надзором участкового Колины друзья и невольные его убийцы. Они не поднимали глаз, боясь встретиться взглядом с Колиной матерью, которая, видимо, уже выплакав все слезы, бессильно висела на руках плачущих соседок. Коля был её единственным сыном.
А девчонки на поминках впервые в жизни хлебнули по глотку самогона и долго хватали ртами воздух, сквозь выступившие слёзы спрашивая друг друга, как это можно пить.
2008 г. (Международный сборник, приуроченный к 300-летию со дня рождения М. В. Ломоносова, «Русская проза. XXI век»: издательство «Светочъ», Рига, 2012 г.)
Красавица и чудовище
Марина проснулась от грохота: в дверь колотили, похоже, ногой. Она с досадой посмотрела на экран мобильника – полседьмого утра. Боль в ухе не давала ей уснуть до трёх часов ночи, и теперь Марина, едва разлепив глаза и натыкаясь на мебель, побрела к двери. Полная дама, которую она впустила, ворвалась в номер подобно торнадо. Испепелив взглядом стоящую перед ней в ночнушке Марину, она наградила таким же взглядом стены, мебель, пробурчала: «И это люкс?!» – и ушла на балкон курить. Марина забралась под одеяло и с грустью подумала о том, что, кажется, её мечты о мирном отдыхе накрылись медным тазом.
Дама вернулась, спустя несколько минут, более-менее успокоенная привычной порцией никотина, плюхнулась на жалобно пискнувшую под ней кровать, достала из сумочки веер с затейливым орнаментом по кромке и, неторопливо обмахивая полное лицо с голубыми навыкате глазами, величественно вопросила:
– Ну, и каков тут контингент?
Марина, стараясь не очень морщиться от боли в ухе и придав голосу максимум оптимистического звучания, ответила:
– Разный, много детей.
Дама, удивлённо приподняв бровь, проворковала ангельским голоском: