Частицы бытия
Шрифт:
Наташины излияния были прерваны громкой музыкой, которая ворвалась в номер сквозь открытый балкон; несильный мужской голос старательно выводил: «Помню, как мальчишка я босой…» Певец был явно не в ладах с нотами, но пел, что называется, с душой. Наташа воскликнула в полном восторге:
– Вот, слышите, ОНО завыло! – Марина рассмеялась вместе с ней. – А давайте пригласим его к нам. Устроим музыкальный вечер.
На том и порешили.
Этот день для Наташи не задался. За завтраком соседка по столику, чрезвычайно вежливая и забывчивая, ежеминутно извиняющаяся дама, съела заказанный Наташей
– Как Вы посмели? – метала она молнии в виновато моргающую пожилую даму.
– Но, позвольте, Наташенька, у меня болит зуб, Вы на завтрак опоздали. Я решила, что Вы совсем не придёте, и выбрала то, что помягче. Возьмите мои сырники, у них такая хрустящая корочка.
– Это чёрт знает что! – не унималась Наташа – Теперь я должна бояться за свой обед. Ведь этак, если я запоздаю за стол, Вы и обед мой съедите.
– Ну, извините, ради Бога, я не стану больше так делать, – изнемогала от стыда несчастная Татьяна Николаевна.
– Да полно Вам, Наташа, ну, зуб у человека болит; возьмите мой омлет, если хотите, – вступилась за неё Марина.
Наташа надула губы и гордо отказалась. Завтрак прошёл в тягостном молчании.
Днём доктор не пришёл на массаж. Наташа в ярости не могла зажечь спички, чтобы прикурить, они ломались у неё в руках:
– Этот распутник сегодня дежурил и ночевал у Лариски в номере. Ну, помните, я Вам рассказывала: она каждый год приезжает сюда, чтобы встречаться со своим архангельским любовником. А у Серёжи ведь и жена здесь работает, такая серая мышь по сравнению с ним. Вкус у него напрочь отсутствует. Поначалу я была о нём лучшего мнения.
За обедом Татьяна Николаевна пугливо ждала, пока Наташа проверит соответствие своих блюд с заказом. Всё оказалось в полном порядке, но Наташа брезгливо косилась на сидящую рядом с ней глухонемую девочку, и когда та ушла из-за стола, она разразилась гневной тирадой:
– Это невыносимо: девчонке двенадцать лет, а она чавкает, как свинья. Как только их там воспитывают в этих интернатах!
Марина попыталась заступиться за девочку:
– Она же глухая, поэтому ей трудно себя контролировать.
И тут же получила от Наташи свою порцию негатива:
– Вам бы, Мариночка не журналистом, а адвокатом работать: всех-то Вы жалеете, всех понимаете.
После ужина Марина смотрела телевизор, а Наташа, собираясь на танцы, никак не могла выбрать: надеть ей шиньон или парик. Она уже дважды продефилировала по комнате перед Мариной и в том и в другом. Марина спела ей арию подлизы: «Во всех ты, душечка, нарядах хороша», но Наташа не отставала и собиралась продемонстрировать ей все свои наряды из необъятной сумки на колёсиках. В это время в дверь постучали, и на пороге появился Коля. В одной руке у него была бутылка коньяка, в другой – гитара. Он, как всегда, был тщательно выбрит и аккуратно одет. От него пахло дорогим парфюмом. Он вежливо поздоровался и прошёл в комнату только после того, как Марина его пригласила.
Наташа с визгом умчалась в ванную, а Коля сел в кресло, и они с Мариной стали с интересом друг друга рассматривать. Утиный нос, тонкие губы и широкие залысины привлекательными назвать было трудно, но Марина отметила высокий загорелый лоб и умные, щёлочками глаза. Её взгляд привлекли спокойно лежащие на коленях Колины руки: они были сплошь покрыты татуировкой от пальцев до плеч. Коля усмехнулся:
– Что, думаешь: из грязи – в князи?
– Ну, примерно так.
– Я, конечно, сидел, но не за воровство и не за разбой. Всё значительно проще: любовника первой жены покалечил. Женился по страстной любви на продавщице нашего сельмага. А потом выяснилось, что она замуж за меня вышла, чтобы грех прикрыть: беременная была от женатого мужика. Он к ней и после замужества продолжал ходить, а я их застукал, ну и насадил его на вилы голым местом. Пока я сидел, жена к вину пристрастилась. Я вернулся, а сын бабушку мамой называет. Попробовал её к нормальной жизни вернуть, уговаривал, кодироваться предлагал. Дочку родили. Но чем дальше жили, тем невыносимей. Всё кончилось тем, что повесилась она. Записку оставила: «Все мужики – козлы». Но ведь я её за семь лет ни разу пальцем не тронул, любил очень. А она этого, первого своего, забыть не могла.
Коля замолчал, вдохнул трудно, потом улыбнулся виновато:
– Что-то я как на исповеди. Может, за знакомство по глоточку, пока Наташа марафет наводит?
Он открыл коньяк, плеснул на донышко чашек. Наташа выплыла из ванной, заворковала горлицей:
– Коленька, я почти готова. Думаю, что чашка коньяку перед дискотекой и мне не повредит.
После коньяка беседовать стало проще. Коля взял в руки гитару, предложил:
– Споём, девочки? – и тихонько запел Рубцовское: «Я долго буду гнать велосипед..»
Марина подхватила, Наташа молча жевала шоколад. Песня кончилась. Коля обратился к Наташе:
– Ну, и чего молчим, песню не знаем? Ты же литератор, я думал…
Наташа сердито прервала его:
– А ты не думай, налей лучше нам ещё.
– Да, пожалуйста, – Коля плеснул ещё по глотку, – главное – не спиться.
Наташа почему-то рассердилась ещё больше:
– А ты что, решил, что мы алкоголички?
Коля шутливо погрозил пальцем:
– Да кто вас знает, таких красивых!
Наташа вскочила, схватила телефон и вышла в коридор. Коля спросил вслед:
– Наташ, ты куда?
Она не ответила. Возникла неловкая пауза. Чтобы как-то разрядить обстановку, Марина предложила:
– А ты спой ещё, Коля. Гитара у тебя красивая. Дорогая, наверное.
– Дорогая. Я с детства музыку любил, но жизнь была трудная: шестеро нас у матери осталось после смерти отца. Он рано умер, мне, старшему, тринадцать исполнилось. Работать начал сразу после восьмого класса. Я уроки музыки стал брать четыре года назад, когда смог купить такую гитару, о какой мечтал.
– А как твои дети к музыке относятся?
– Дети? Я после смерти жены запил сильно. Однажды очнулся, вижу: семилетний Петька из винных бутылок остатки допивает. Дал ему по заднице, бутылки сгрёб, из дому выкинул и в город отправился деньги зарабатывать, семью кормить. Только никого я не спас: Петька подростком выпивать начал, бабушку не слушался, утонул по пьяному делу.
А дочка после девятого класса решила жить самостоятельно: вышла на дорогу, села на попутку и укатила в Питер. Стала проституткой. Убили её. Меня на опознание вызывали.