Частная Академия
Шрифт:
Демьянов таращится на нас в изумлении, а потом качает головой:
— Я не разрешал.
— Почему? — спрашивает Артем, продолжая держать меня за руку. Демьянов задерживает взгляд на нас, бледнеет и явно борется с собой, чтобы не сказать какую-нибудь гадость. Но одно дело издеваться надо мной, а совсем другое — хамить внуку основателя академии.
— Таковы правила на моих занятиях, — выдавливает из себя препод. — Опоздавшие остаются за дверью.
— Не читал ничего подобного в уставе академии. — Артем не собирается никуда уходить,
На Демьянова страшно смотреть. Он так привык всех унижать, что не может поверить, что и его могут ткнуть носом. Да еще и при студентах.
— Хотите особых условий для своей девушки, Баев?
— Не особых, а равных, — поправляет Артем, не реагируя на «свою девушку». — Не хотелось бы, чтобы нашу академию заподозрили в сексизме. Одна девушка на всю группу, и такое скотское отношение к ней преподавателя…
— Достаточно! — взвизгивает Демьянов. Такой красный стоит, вот-вот удар хватит. — Садитесь, Шанина!
Пулей лечу за свободный стол в самом конце аудитории.
— Удачи, Мира! — слышу довольный голос Баева и прикрываю глаза. Он, может, и бессмертный, но я точно нет!
Глава 42
— Су-ука… нос сломал… бля…
Он хватается за лицо, зло сплевывает кровь — значит, я ему не только нос разбил. Взгляд полный ненависти. Я привык, что на меня так смотрят. По-другому не взобраться на самый верх пищевой цепочки. Тебя должны бояться и ненавидеть. Тебе должны подчиняться. Страх управляет людьми. Страх и алчность. Я знаю, о чем говорю.
Когда ехал в СИЗО, не думал, что буду бить брата Лики. Приговор ему уже подписан, он сам его подписал, когда ударил Миру, когда угрожал ей ножом и напугал до истерики. Но увидел его угрюмую харю и не сдержался, даже наручники на нем не остановили.
— Сказал бы, что до свадьбы доживет, но не буду.
— Да не знал я! — гнусавит и явно на что-то еще надеется. Похоже, не верит, что снова сядет.
Нахожу на телефоне последнюю запись, которую сделал полчаса назад, и включаю ее:
— Я Виталику не говорила ее бить и резать, клянусь, Артем. — От голоса сестры Васин вздрагивает. — Клянусь своим ребенком! Я просто попросила ей объяснить, что Тарас мой и что она семью рушит…
— Тварь, — выплевывает Вит. — Вот же гадина брюхатая. Да сдалась мне эта девка, но Лика как с цепи сорвалась…
Я верю ему, но не Лика наносила удары. Ее это и спасло.
— Что еще она сказала?
— Что ничего не будет, — нехотя отвечает Васин. — Что приезжая какая-то, из деревни, что ли. Типа нет у нее никого здесь. Кто ж знал… Темный, я извинюсь, если надо… я…
— На тебе левые схемы по налогам, Вит. Слишком левые. Скажи сестре, чтобы адвоката наняла, может, всего на пару лет присядешь.
Киваю охраннику, чтобы выпустил из камеры, попутно замечаю у себя небольшую ссадину на костяшках
Никаких общих дел у меня с Васиным не будет. В этом я сильно отличаюсь от деда, который умеет использовать тех, кто его предавал или кого он сам кидал, и не раз.
С ним я намного ближе, чем с отцом. Маму почти не помню, она умерла, когда мне исполнилось четыре, мной занималась бабушка. Иногда дед, когда приезжал к нам в гости в Москву. Отец — максимум два раза в год. Потом, конечно, стал чаще вспоминать, когда узнал, что другие дети у него вряд ли появятся. Но к тому моменту я уже перестал его ждать. Десять лет — приличный срок для ребенка.
А вот дед совсем не такой. По-крупному никогда не разочаровывал. Ладно, почти никогда, но за тот случай я ему даже благодарен.
Он всегда опекал и опекает меня, поэтому, когда еду домой из СИЗО, не удивляюсь, видя от него входящий.
— Мне Лика звонила, — без предисловий начинает он; по его тону сразу понимаю, что дед недоволен. И недоволен именно мной. — Звонила из больницы. Девочка ребенка потерять может. Говорит, что из-за тебя. Еще и брата ее никчемного хочешь посадить. Мне Пал Алексеевич звонил…
— Не хотел тебя беспокоить, дед. — Улыбаюсь, глядя на дорогу. — У тебя совещания, заседания. Мы тут сами как-нибудь порядок наведем.
— Не рано ли?
— Не рано. Да ты и сам хотел. А Лика пусть радуется, что с животом ходит. А то бы с братом пошла.
— Что за девка, которую вы там не поделили?
— Она не девка, — срываюсь и тут же слышу смешок. От злости на себя бью ладонью по рулю. Как ребенка провел!
— Я так и понял. — Дед смеется. — Пал Алексеевич ввел в курс дела. Согласен с твоим решением, да и без тебя грешков у этого парня достаточно. Лику только не трогай, пожалуйста. И Тараса тоже, он мой крестник, как-никак.
— Не трону. Наверное, — еле сдерживаюсь, чтобы не огрызнуться. Дед знает, куда нажимать, с ним я беспомощный четырехлетний ребенок, который просит, чтобы его обняли. И я ничего с этим не могу поделать. Пока — ничего.
— Ну, рассказывай. Что за девушка? Филипп говорит, симпатичная.
Теперь уже моя очередь усмехаться: Мира еще не успела смыть с себя грязь после вписки, а деду уже все доложили. Но тут я его огорчу:
— Симпатичная. Обычная. Самая что ни на есть обычная. Она у меня убирается, в смысле, в твоем пентахусе. И я никому не позволю над ней издеваться. Что еще ты хочешь узнать?
Он молчит, явно переваривает то, чего не ожидал услышать. Он всегда чувствует, когда я ему лгу, поэтому и озадачен. Ведь я полностью открыт сейчас. Ничего не утаил.
— Значит, наши договоренности в силе?
— Разумеется.
— Это радует, не хотелось бы, чтобы любимый внук выбирал между любовью и долгом.
— Мне все равно на ком жениться, ты знаешь. В моей жизни ничего от этого не изменится.
— Браки по договору самые крепкие, Тема. А Юстина знает о твоем отношении?