Частная коллекция ошибок

Гончаренко Светлана

— Коля, я не слабоумная, я все понимаю! Дальше еще хуже: отсюда унесли пальму в кадке. Если у Парвицкого сердечный приступ, как все говорят, зачем ему пальма? Что все это значит? Я чувствую, вокруг меня сжимается кольцо!

— Не преувеличивай, — сказал Самоваров тоном мудрой няньки. — Неужели концерт откладывают из-за тебя? Чушь! Все дело в Парвицком, это с ним что-то не так. Раз тебе некомфортно, уйди домой.

— Я не могу уйти: это будет выглядеть подозрительно. Я должна испить свою чашу до дна.

— Никому ты ничего не должна.

Только пугаешь публику своим веером! Решила остаться — возьми себя в руки. Если эксперт пристанет к тебе с расспросами, не раскисай, сделай морду кирпичом. Тверди, что ошиблась, что с Коровиным тебя ввели в заблуждение, что тебе этот «Гурзуф» случайно показался хорошим, и так далее. Уходи в несознанку, как говорят блатные.

Настя слушала этот диалог, удивленно приподняв брови. Ольга схватила Самоварова за руку:

— Поговори с ним сам! Коля, ты так хладнокровен, так умен, так мужествен!

— Меня сюда приплетать не надо: это как раз будет выглядеть подозрительно.

Самоваров отстранился от Ольги, снял черные кисти ее шали со своего рукава и сказал тихо:

— Держись, Оля, не паникуй! Посмотри: Клиентов начеку. Это ведь он стоит вон там в розовом, с брошью на груди? Глаз, между прочим, с тебя не спускает, а потом будет врать на всех углах. Так что держи хвост морковкой, все будет хорошо, потому что…

— Так вот вы где, моя душка! — раздался вдруг неприятный скрипучий голос.

Виктор Дмитриевич Козлов шел прямо к ним сквозь толпу своей походкой танцора, хотя теперь стало заметно, что он немного припадает на правую ногу. Очевидно, воспоминания об утренней семге больше его не тревожили — он порозовел и улыбался очень широко.

— Я пропала, — шепнула Ольга и тоже улыбнулась. Черный веер бился в ее руке, как только что пойманная рыба.

— Рад, рад безмерно, что снова вижу вас! — воскликнул Виктор Дмитриевич, блеснув сначала очками, потом глазами, которые за выпуклыми стеклами казались огромными, как у героев Диснея. — Друзья мои, я вас огорчу! Мне хочется похитить у вас прекрасную даму!

Он схватил Ольгу под руку, хотя эту руку она попыталась спрятать за спину. Ее бледное лицо сделалось жалким и невыразительным, как у кролика. Она взмахнула веером и двинулась с Козловым вдоль филармонической стены.

— Что все это значит? — спросила изумленная Настя. — Что за тайны? При чем тут Коровин? Значит, все правда… А кто этот смешной старик?

Самоварову пришлось вкратце и без особо компрометирующих Ольгу деталей все рассказать жене. На это ушло минут десять. Насте было интересно, зато остальная публика маялась и роптала. Некоторые успели сбегать к администратору и в кассу, чтобы поскандалить. Скандалистам вернули деньги за билеты (говорят, кто-то показал кассирше газовый пистолет), и они разъехались по ресторанам и ночным клубам.

Однако основная масса меломанов не сдавалась. Они желали видеть и слышать своего кумира. Они же пустили слух, что Парвицкий скончался.

— Чепуха, —

сказал опытный в подобных делах Самоваров. — Тогда бы нас отправили по домам. Значит, надежда есть.

— А зачем сюда приехала следовательница? Та, что ищет картины? — не понимала Настя. — Может, они где-то здесь спрятаны? В кадке с пальмой, которую унесли?

Перепуганное Ольгино лицо, черный веер и черные блестки то всплывали в нервной толпе, то пропадали за чужими спинами и затылками. Козлов вцепился в несчастную мертвой хваткой. Он что-то нашептывал ей на ухо, сверкал глазами, лучился улыбками.

— Вот видишь! — сказал Самоваров Насте. — Стал бы эксперт так веселиться, если б его друг Парвицкий дал дуба?

Наконец Ольга сбежала от своего кавалера и снова укрылась за колонной.

— Коля, это ужасный человек, — прошептала она.

Ее лицо горело пятнами. Она нагнетала на себя прохладу с такой силой, что от каждого взмаха ее веера Настина челка взлетала надо лбом, и даже рукав дамы, стоявшей метрах в полутора, заметно колебался.

— Скажите, а Парвицкий в самом деле умер? Козлов должен это знать, — не удержалась и спросила любопытная Настя.

— Ничего он не умер, — ответила Ольга, — что ему сделается? Козлов рассказывает невероятные вещи. Боюсь, что врет! Якобы у Парвицкого прямо здесь, в филармонии, украли скрипку Страдивари.

— Как здорово! То есть ужасно, — поправилась Настя. — Это точно? Не может быть! Я, кажется, фильм такой видела, но никогда не думала, чтобы на самом деле…

— Настя, если существуют дорогие скрипки, есть и желающие их украсть, — заметил Самоваров.

Настя фыркнула:

— Спасибо, Капитан Очевидность! Теперь-то понятно, зачем сюда явилась следовательница.

— Я тоже надеюсь, что дело в скрипке, — вздохнула Ольга. — Но я не уверена. Козлов сказал, что следовательницу пригласил сам Парвицкий. Откуда он ее знает? Он только мельком видел ее сегодня утром — и где? В галерее Галашина! Нет, добром это не кончится. Я чувствую, что опасность носится в воздухе…

— А Страдивари? — напомнил Самоваров.

— Страдивари? Какой? А, скрипка! Скрипка нашлась. История совершенно дикая — во всяком случае, так подает ее Козлов. Дело в том, что Парвицкий никогда не расстается со своим сокровищем, а тут зазевался на минутку, и скрипка пропала. Прямо здесь пропала, в филармонии. До концерта оставалось два часа.

— Такие редкие инструменты легально продать невозможно, их воруют под заказ, — вставил Самоваров.

— Ты прав, — согласилась Ольга, — но здесь особый случай. Парвицкий вызвал следовательницу — почему-то именно эту, Юршеву. Сыщики обшарили здание вдоль и поперек, опросили всех, но результатов никаких. Парвицкий был в ужасе! Козлов сказал мне: «Если б умер я или его гражданская жена, он убивался бы меньше. Он плакал в голос!» И тут вдруг в филармонию позвонили.

— С требованием выкупа? — догадалась Настя.